Непокорная

– Я верю в Аллаха и пророка его Мухаммеда, но не во всемогущество великого визиря. Он не воин, а придворный. Ни Ибрагим-паша, ни ты, ни я не приняли бы такого решения, как он. Чтобы гарантировать себе победу, Кара-Мустафе придется собрать здесь три четверти армии и разгромить неверных основной массой своих воинов. Но в таком случае количество людей с обеих сторон сравняется, а враг будет наступать сверху. Шайтан побери великого визиря! Когда я сказал ему о своих сомнениях, он вновь назвал меня глупцом, да еще и упрекнул в том, что я не воспрепятствовал объединению враждебных армий. Но разве могли мои всадники атаковать окопавшуюся пехоту, которую с тыла поддерживала численно превосходящая нас польская конница? Пускай теперь Кара-Мустафа сам думает, как противостоять христианам. Он хотел этой войны и ведет ее так, как считает нужным. Он не прислушивается к моим словам и советам других опытных людей, а лишь оскорбляет и унижает нас. Почему я должен обнажать ради него свой меч?

– Вы не хотите сражаться? – удивленно спросил Исмаил-бей.

– Я вступлю в бой, если победа Кара-Мустафы будет предрешена. Но если он будет проигрывать битву, я уведу своих людей: они пригодятся мне на родине. Победив, поляки сделают все возможное, чтобы завоевать Подолье и Дикое поле. Скажи мне, друг, что для нас важнее – проиграть войну плечом к плечу с Кара-Мустафой или защитить свою степь?

– Ваше вмешательство может привести к победе, – ответил Исмаил-бей.

Но даже ему самому этот довод показался слабым. Кара-Мустафа собрал огромное количество воинов, но выставил против врага от силы треть своей армии.

– Я вас понимаю, – тихо добавил Исмаил-бей.

– Да поможет мне Аллах – и тебе тоже! – воскликнул Мурад Герай и поскакал обратно к своему войску.

Исмаил-бею тоже было больше нечего делать на этом месте. Он прошел мимо палаток, в которых янычары и воины из Анатолии ожидали утра. Никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы укрепить лагерь. По мнению Исмаил-бея, это было необходимо, чтобы иметь преимущество перед противником. Но, похоже, Кара-Мустафа собирался закончить эту кампанию кровавой бойней.

Удрученный, Исмаил-бей вернулся в свой лагерь и приказал слуге позаботиться о его лошади. Спирос с недовольным видом повел лошадь на водопой. Тем временем Исмаил-бей вошел в палатку и обнаружил, что его дочь возмущенно ходит туда-сюда.

– Бильге застала грека, когда он рылся в моем сундуке! – воскликнула она, увидев отца. – Когда она обличила его, он ее ударил!

– Шайтан побери этого жулика! – вырвалось у Исмаил-бея. Он схватил дочь за плечи и строго посмотрел на нее. – Некоторое время назад я приказал тебе вшить драгоценные камни и золото в платье и плащ и надеть их на себя. Ты довольно часто надевала другую одежду, но завтра ты сделаешь так, как я тебе велел! Понятно? Спрячь за пояс кинжал и, если слуга начнет тебе угрожать, зарежь его!

Мунджа кивнула, хоть ей внушала ужас даже мысль о том, чтобы причинить кому-то боль, не говоря уже об убийстве. Но раз отец приказал ей это, все, должно быть, очень плохо.

– Думаешь, наша армия потерпит поражение? – встревоженно спросила девушка.

– Великий визирь делает все, чтобы это произошло, – ответил отец хриплым голосом. – Он игнорирует советы опытных людей и недооценивает христиан, думая, что они не представляют для нас опасности.

– Но ты так не считаешь? – испуганно поинтересовалась Мунджа.

– Нам противостоят объединенные армии Алмании и Польши. Они будут защищать золотое яблоко, которое так хотелось бы сорвать Кара-Мустафе. Это будет нелегкая битва, дочь моя, и кто победит – неясно. Поэтому ты должна подготовить все для нашего побега. Если у меня будет возможность, я поеду с тобой.

В голосе Исмаил-бея прозвучало беспокойство. Во время битвы он, как и остальные сановники, не назначенные полевыми командирами, должен был оставаться рядом с великим визирем.

– Но может случиться так, что тебе придется уехать одной. В таком случае я найду тебя позже, – добавил он.

Мунджа покачала головой:

– Я не могу бросить Бильге!

Исмаил-бей задумчиво посмотрел на изящную фигуру своей дочери. Бильге была еще более хрупкой, чем Мунджа.

– Сядешь вместе с ней на коня. Он сможет увезти вас обеих, – сказал он, моля Аллаха о том, чтобы его дочери не пришлось убегать сломя голову.

13

Гусарам пришлось спать во влажной одежде и под мокрыми одеялами, поэтому ночью им казалось, что время остановилось. Прошло несколько часов, прежде чем Йоханне удалось хоть немного согреться и задремать, но она просыпалась от каждого шороха. Несколько отрядов еще не заняли высоту и продолжали карабкаться наверх при свете факелов. Поскольку дороги были слишком узкими, франконцам Вальдекского пришлось идти позади польской армии, и теперь они взбирались наверх, утопая по колено в грязи.

Иногда Йоханна слышала слова на франконском диалекте и думала о своей юности. В отличие от Карла, она поставила крест на Аллерсхайме и чаще вспоминала неприятные случаи, связанные с мачехой и единокровным братом, нежели радостные моменты из детства.