Непокорная

Йоханна сказала себе, что ей не следует злиться на брата за его заботу. Если бы не он, остальные давно бы поняли, что она девушка, а не парень.

– Со мной все хорошо, – ответила она. – Я не стала бы пить слишком много, даже если бы и хотела, поэтому тебе и Османьскому необязательно было меня останавливать.

– Если тебе не нравится, что я за тебя тревожусь, в следующий раз я не скажу ни слова. Только не жалуйся потом, когда будешь лежать на земле пластом, не в состоянии подняться на ноги, – ответил Карл.

Он был обижен из-за того, что Йоханна ответила ему так высокомерно.

Она тут же это заметила:

– Прости, Карл! Знаю, ты хотел как лучше и мне следовало тебя послушаться!

– Ничего страшного. Крепких снов! – Недовольство Карла исчезло так же быстро, как и появилось. Он наклонился к сестре и погладил ее по волосам. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже! – сказала Йоханна, заставив себя улыбнуться.

Она услышала, как Карл покинул ее комнату и направился к себе. Вскоре после этого кто-то еще вошел в дом и споткнулся обо что-то.

– Черт! – услышала девушка голос Османьского и злорадно ухмыльнулась.

Йоханна пожелала, чтобы утром у него были синяки на ногах или большая шишка на голове.

Чуть позже стало тихо и девушка почувствовала, что ее одолевает сон.

14

Несмотря на то что Фадей, казалось, много выпил, он не был таким трезвым уже несколько недель. С презрительной усмешкой он смотрел на людей, которые, будучи не в силах добраться до своих казарм, лежали прямо на земле по всему двору. Никто из них не проснется до утра. Таким образом, у него было достаточно времени, чтобы сделать то, что он задумал.

– Следите в оба! – крикнул он стражам, стоявшим на угловых башнях.

– Не думаю, что это нам поможет, если вдруг явятся татары. Сегодня ночью никто из наших уже не встанет на ноги, – улыбнувшись, ответил один из солдат; он тоже выпил водки – больше, чем следовало бы караульному.

Фадей был уверен, что этот страж заснет еще до полуночи. Другой выглядел более трезвым, но его внимание было сосредоточено на окрестностях, а не на том, что происходило в крепости.

– Я тоже пойду спать! – Фадей помахал стражам рукой и отправился в казарму, где жил, когда Османьский был здесь.

Взглянув на товарищей, которые смогли добраться до своих кроватей, казак увидел, что они тоже крепко спят. Чтобы кто-то из них, случайно проснувшись, не догадался, что его кровать пуста, Фадей свернул свой кафтан и накрыл его одеялом. В слабом свете единственного фонаря казалось, будто казак спит в своей постели.

Чтобы сделать картину еще более убедительной, Фадей снял сапоги и поставил их рядом с кроватью. Он также повесил свой ремень с саблей на крючок, а затем прокрался к двери. Если не считать пьяного храпа солдат, повсюду царила тишина.

Стараясь не наступить на людей, лежащих во дворе, Фадей подкрался к дому Османьского. Как и на других постройках в крепости, здесь не было замка, а дверь завязывалась веревкой. В этот вечер Османьский забыл это сделать, и когда Фадей потянул дверь на себя, она тут же беззвучно распахнулась. Казак быстро вошел в дом и закрыл за собой дверь. Учитывая, сколько водки выпил Адам, можно было не бояться, что он проснется. Тем не менее Фадей понимал, что ему следует быть осторожным. Немец, как он называл про себя Карла, во время пьянки вел себя очень сдержанно, а его брата Османьский отправил спать довольно рано.

Дверь Йоханны тоже была не заперта. Фадей осторожно открыл ее, но затем взял лампу, висевшую над столом Османьского, чтобы увидеть больше. Мальчишка лежал в постели, свернувшись калачиком, и тихо бормотал что-то себе под нос. На мгновение Фадей застыл на месте, но поскольку Йоханна не проснулась, схватил ее пояс и решил снять с него саблю. В последний момент казак передумал и вытащил из ножен ее кинжал весьма искусной работы, предназначенный в подарок будущим внукам Жемовитом Выборским. Хотя у Карла был похожий кинжал, этот, несомненно, указал бы на Яна Выборского.

Со злорадной ухмылкой Фадей вышел из комнаты Йоханны и приблизился к кровати Османьского.

Девушка не знала, что именно ее разбудило. Возможно, это был сквозняк, который проник сквозь открытую дверь, или же скрежет, который она услышала, когда Фадей вытащил из ножен ее кинжал. Внезапно сон как рукой сняло и Йоханна села на кровати. Дверь была полуоткрыта, и девушка увидела в свете фонаря движущуюся тень. Это не мог быть Османьский, ведь она слышала, как он храпит. Йоханна встала, схватила пистолет, лежавший рядом с ее подушкой, и взвела курок. Послышался треск.

Фадей вздрогнул, но тут же взмахнул кинжалом, собираясь заколоть Адама. Появившаяся в этот момент Йоханна увидела казака и нажала на курок.

Выстрел разбудил Адама. Он попытался встать, но Фадей придавил его тяжестью своего тела. Из другой комнаты прибежал Карл с саблей и пистолетом.

– Что случилось? – спросил он.

– Я увидел, как над Османьским склонился человек с кинжалом, и выстрелил, – ответила Йоханна дрожащим голосом.

– Но это же Фадей! Как он додумался проникнуть сюда ночью?