Непокорные

Сейчас Кейт сидит на кровати тети Вайолет, поглаживая фотографию. В саду воркует вяхирь, ветерок доносит эти нежные нотки сквозь открытое окно. Пора кое-что сделать.

Мама отвечает на втором гудке.

– Кейт?

Ее голос приглушен, остатки сна развеиваются от беспокойства. Сколько там времени? Раннее утро. Ей следовало проверить. В последние дни она рассеянна – ставит чайник, сама ложится вздремнуть, а потом подскакивает от истошного свиста. От усталости ей кажется, будто из костей высосали весь костный мозг.

– Ты в порядке? Ты не отвечала на мои звонки.

– Знаю, – говорит Кейт. – Прости, было ни до чего. Пытаюсь обустроиться, вот.

Мама вздыхает в трубку.

– Я так переживала за тебя. Мне хочется знать, что происходит.

Во рту пересыхает.

– Мне нужно…

– Нужно что?

Бешеный ритм пульса отдается в ушах. Она не может этого сделать.

– Мне нужно кое о чем тебя спросить. О папиной семье.

– Что именно?

– Ты знаешь, кто сейчас живет в Ортон-холле? Кто-то в деревне упоминал какого-то виконта, но я не знаю, он нам родственник или нет?

– Хм… По-моему, твой папа говорил, что он какой-то дальний родственник. Кажется, он был замешан в скандале вокруг наследства, но я не помню подробности.

– Так ты не знаешь, из-за чего их лишили наследства? Что это был за скандал?

– Нет, любимая. Прости. Я даже не уверена, что папа знал.

– Все в порядке. И еще кое-что… – Кейт замолкает, облизывая губы. – Папа когда-нибудь говорил о том, что кого-то из его предков обвиняли в колдовстве?

– В колдовстве? Нет. Кто тебе такое сказал?

– Да просто подслушала разговор, – отвечает Кейт. – Похоже, у них тут были какие-то забавные представления насчет тети Вайолет.

– Ну, она была немного странной, – говорит ее мама, но Кейт слышит, что она улыбается.

Кейт оглядывается на вещи Вайолет. Книжные полки, многоножка в рамке, мерцающая на стене. Вспоминает накидку в шкафу, темные переливающиеся бусины. Вайолет бы не боялась, как сейчас Кейт.

Она сказала бы правду.

– На самом деле, мам, мне нужно тебе кое-что сказать, – она собирается с духом. Когда следующие слова вылетают изо рта, они звучат так, будто их произнес кто-то другой. – Я беременна.

– О, господи, – на миг повисает тишина. – Саймон знает?

– Нет.

– Отлично, это хорошо. А ты… уже решила, что будешь делать?

«Она знает про Саймона, – вдруг понимает Кейт. – Она всегда знала».

Боль, прозвучавшая в голосе матери, вызывает приступ тошноты. За окном ярко вспыхивает солнце, ослепляя ее.

Она знает.

На мгновение ей кажется, будто ее сейчас стошнит. У нее щиплет глаза. Но она не станет плакать. Не сегодня. Она опускает взгляд на сонограмму, которую крепко сжимает в руке.

– Я оставлю его. Ее. Сегодня мне сказали, что это девочка.

– Девочка! Кейт!

Она слышит, как мама плачет в трубку.

– Мам? Ты в порядке?

– Прости, – говорит мама. – Просто… я бы хотела, чтобы мы не уезжали, Кейт. Я должна была остаться. Тогда, может быть, ты не встретила бы его… Я должна была остаться с тобой.

– Мама, все в порядке. Это не твоя вина.

Но уже слишком поздно, слова срываются с губ матери, будто она может отменить годы молчания.

– Нет, я знала, что что-то не так. Ты ушла с работы, перестала общаться с подругами… как будто стала другим человеком. Но он всегда был в комнате, когда бы мы с тобой ни говорили по телефону… и еще я не знала, читает ли он твои сообщения, твою электронную почту… Я не знала, что делать.

Кейт невыносимо, что мать чувствует себя виноватой. Ей больно, будто кислота разъедает кожу. Она вспоминает тот вечер, когда встретила Саймона. Вспоминает, как ее потянуло к нему, словно мотылька к пламени.

Неужели мама не понимает? Никто не виноват, только сама Кейт.

– Ты бы ничего не смогла сделать, мама.

– Я твоя мать, – говорит она. – Я чувствовала это. Я должна была найти выход.

Пару мгновений они обе молчат. Только в трубках потрескивает от расстояния.

– Но я счастлива, – в конце концов мягко говорит мама. – Насчет ребенка. Если только ты хочешь стать мамой.

Кейт прикасается к фотографии, обводя яркую лампочку: силуэт своей дочери.

– Хочу.

После того как они прощаются, Кейт достает из сумочки кошелек. Она хочет убрать в него сонограмму для сохранности.

В кошельке лежит поляроидный снимок. Они с Саймоном на отдыхе в Венеции. Они стоят на мосту Риальто, с рожками мороженого. День был жаркий: она помнит едкую вонь канала, мозоли, натертые от многочасовой прогулки. На фото она выглядит счастливой – они оба выглядят счастливыми. На губе у него пятнышко мороженого.

На следующий день он накричал на нее прямо посреди площади Святого Марка. Она уже не помнит причины. Возможно, ему не понравилось что-то, что она сказала или как посмотрела на него. Позже, в отеле, во время секса он ударил ее так сильно, что на бедре образовались кровяные волдыри.

Кейт сминает снимок, а затем рвет его на мелкие кусочки. Они усеивают пол, будто снег.

На следующий день, выйдя на прогулку, Кейт хмурится. Приходится застегнуть дождевик: день душный, но пасмурный, над головой набухшие фиолетовые тучи. Начинает накрапывать.