Непокорные

Кейт пригласила ее на Ночь Гая Фокса; они развели небольшой костер в центре сада и сидят возле него на походных стульях, обхватив кружки с горячим шоколадом. Кейт делает глубокий вдох, наслаждаясь ароматом древесного дыма. Небо над ними усеяно звездами.

– Нет, – отвечает она. – Я с ним уже несколько месяцев не разговаривала. Так… будет лучше. Для ребенка. Он… не слишком хороший человек.

Эмили кивает. Затем наклоняется и сжимает руку Кейт.

– Ты знаешь, я рядом, – говорит она, убирая руку. – Если когда-нибудь захочешь о чем-то поговорить, только скажи.

– Спасибо.

Горло Кейт сжимается. Она смотрит на огонь, наблюдая, как пляшут золотые искорки в ночи. Некоторое время обе женщины молчат. Слышно только, как потрескивает пламя и где-то ухает сова.

Интересно, догадалась ли Эмили о правде? Она полагает, что это довольно просто – стоит только увидеть, как Кейт вздрагивает каждый раз, когда звонит телефон, и отказывается рассказывать о своей жизни в Лондоне. И о том, почему уехала.

Но она не может заставить себя произнести эти слова. Пока не может. Она не хочет рисковать этими хрупкими нитями дружбы. Кейт так давно не проводила время в компании с женщинами. Она не общалась с университетскими подругами уже много лет.

В последний раз – на свадьбе в Оксфордшире, куда их пригласили с Саймоном. Пять лет назад – она ушла с работы незадолго перед этим. Замуж выходила ее подруга Бекки. Кейт помнит платье, подобранное для нее Саймоном: розовое, цвета разодранной плоти, цвета шрама на ее руке. Золотые шпильки, на которых она не могла ходить. На приеме она сидела напротив Саймона и слишком громко хохотала над малосмешными шутками своего соседа. Выпивка была в свободном доступе, Саймон напился. Но он следил за ней. Всегда следил. Одна из ее подруг видела, как он заталкивал ее в такси (еще до поздравительных речей), явно привычным образом сжав рукой ее затылок. После этого он запретил Кейт отвечать на их звонки. В конце концов подруги перестали пытаться дозвониться.

– Я бы хотела, чтобы Вайолет еще была здесь, – в конце концов говорит Эмили. – Она бы огорчилась, что упустила это. Упустила тебя.

– Какой она была?

– Прости, – Эмили пододвигает стул ближе к огню. – Из-за того, что ты так сильно на нее похожа, я все время забываю, что ты ее почти не знала. Она была… странной. В самом лучшем смысле этого слова. Я всегда думала, что ей неведом страх – она такое вытворяла по молодости! Она рассказывала, что однажды поднялась в базовый лагерь Эвереста. Чтобы изучить гималайского паука-скакуна. Сумасшедшая женщина. – Эмили, смеясь, качает головой. – У тебя ее дух.

– Хотелось бы, – криво улыбается Кейт.

– Точно. Для того чтобы начать все сначала, нужна сила. Ей тоже пришлось начать все сначала.

Они погружаются в молчание.

– Она никогда не рассказывала, что случилось? Мама сказала, что ее лишили наследства после какого-то скандала.

– Нет. Как я уже говорила… Мне кажется, ей было слишком больно об этом вспоминать. А твоя мама совсем ничего не знает? Из-за чего вышел скандал?

– Нет. Может быть, знал папа, но он умер, когда я была еще ребенком.

– О, мне так жаль.

– Все в порядке.

В последнее время Кейт все чаще вспоминает о том несчастном случае: теперь, когда она носит собственного ребенка, ее восприятие случившегося постепенно меняется. Она была бы готова на все, чтобы защитить свою дочь. Даже если для этого пришлось бы пожертвовать собственной жизнью, как это сделал папа.

В последнее время, иногда, она почти готова поверить, что, может быть, – просто может быть – в его смерти не было ее вины. Что она не чудовище. Но затем она вспоминает глянцевое пятно крови на дороге. Навсегда потускневшую брошь-пчелку в своей руке.

– Знаешь, когда-то у меня был ребенок, – тихо говорит Эмили, словно эхом отзываясь на ее мысли. Кейт поднимает взгляд и видит, что в глазах Эмили блестят слезы. – Она родилась мертвой. Если бы она была жива, ей было бы столько же, сколько сейчас тебе.

– О, мне так жаль.

– Все в порядке. Каждый из нас несет свой крест.

После ухода Эмили Кейт еще некоторое время сидит, глядя на огонь.

И пока она смотрит на прыгающие лепестки пламени, в ней крепнет решимость. Она не повторит ошибок прошлого. На этот раз все будет по-другому. Она стала другой. И она никогда к нему не вернется.

Кейт забирает из спальни свою дорожную сумку, слегка пошатываясь от ее тяжести.

В саду она расстегивает молнию и достает одежду – ту самую, которую носила для Саймона. Обтягивающие джинсы, облегающие топы. Даже нижнее белье, которое было на ней в тот день, когда она уехала: красное кружево, кристаллическое сердечко трепещет между чашечками бюстгальтера. Она бросает вещи в костер бесформенной грудой, наблюдая, как разгорается пламя. Чучело прошлого тает на глазах. Лоскутки кружева взлетают в воздух, как лепестки.

Некоторое время она стоит, наблюдая. Одна рука покоится на животе, где внутри в безопасности плавает ее дочь.

Декабрь.