Непонятные

— Мой великий хан, бунтовщики разогнаны и усмирены! — доложил он. — Одному из главарей — Абдурахману — удалось скрыться!

— Куда он мог бежать?

— В Куня-Ургенч или к каракалпакам.

— Если он даже под землей скрылся, выволочешь его оттуда за волосы! Если на небо улетел, схватишь и опустишь его за ноги! Доставить его ко мне! Живого или мертвого. — Хан повернулся к главному визирю: — Немедленно вызывайте в Хиву Алакоза. Он отправится в поход против туркмен!

— Что касается вашего совета, — благосклонно обратился хан к ишану, — я предприму шаги, чтобы направить своего посланца к турецкому султану.

Как коршун слетел ишан со своего коня, обхватил руками передние ноги ханской лошади, дотронулся до подошвы ханских сапог, поцеловал — угодил прямо в золотые гвоздики.

— Я буду молиться аллаху за вас и вашу победу! — зарыдал он в экстазе. — Я верю в вашу победу!

4

Как приятно, как хорошо, как легко принимать гостей в начале осени! В огороде поспели овощи, в саду — фрукты. Вон сколько их — радуют глаз и сердце хозяина, предвкушающего, как он взгромоздит все это богат ство на праздничный дастархан! Гостей можно принять сколько угодно об эту пору, дом твой осенью никогда не тесен. Под любым деревом расстилай дастархан, украшай да нагружай его зеленью, овощами и фруктами!..

Ерназар-младший загодя со всем тщанием готовился к встрече именитых гостей — биев каракалпакской степи. Он приказал вычистить хауз, чуть не языком вылизать все вокруг своего большого дома и внутри его. Изо дня в день двор поливали, подметали, особенно в тенистых местах, где именитые гости будут восседать и вести важные беседы. Всюду, где только можно, расстелили-разложили узорчатые, многоцветные, как радуга, ковры, кошмы и мягкие маленькие одеяла… Одного своего работника Ерназар-младший даже сгонял в Хиву за грецкими орехами и виноградным соком. Но на этом не успокоился: собрал всех молодух аула и велел им выжать сок из пяти пудов моркови; людей же, которых назначил прислуживать на тое, предупредил, что на каждого гостя надо зарезать по овце, не менее того.

Гостей Ерназар-младший встречал самолично, у порога. Особый почет выказал Ерназар Алакозу: ему он подставил собственные плечи, когда тот слезал с коня, сам ввел его в дом.

Собрались все званые бии; были среди них и те, что принимали участие в походе хана против мервских туркмен. Каждого из прибывших волновали одни или почти одни и те же заботы и дела, но поначалу они вели неспешную беседу о том о сем и ни о чем. Зашла речь о мервском походе, и кто-то из биев, как бы между прочим, сообщил, что хан заметил отсутствие Ерназара. Тот вроде бы пропустил это сообщение мимо ушей: сидел спокойно, до поры отмалчивался. Заговорили бии и о трудностях, которые они — не приведи бог еще раз! — испытали при сборе последнего ханского налога… Кто-то мимоходом обронил, что в аулах даже сопливые ребятишки распевают песню Бердаха «Налог». Беседа вошла в нужное для Ерназара русло… Гости стали выявлять признаки нетерпения, стали чаще и требовательнее поглядывать на него. Ерназар включился наконец в общий разговор.

— Дорогие мои! — Он произнес два эти слова с особой интонацией — задушевно и многозначительно. — Дорогие мои! Мы не придаем значения поэтам и их песням, а вот народ — придает, и он прав… Кто первым открыто провозгласил, что жизнь становится из года в год тяжелее и беспросветнее? Бердах! В нашей маленькой стране около шестидесяти биев, а десятников и прочих начальников — не перечесть! Бердах поет, что мы сидим у народа на шее! Если хан приказывает взять у людей одно, мы сдираем с них вдвойне, а то и втройне. Прав поэт?.. Народ считает, что прав, вот и распевает его песни.

— У нас развелось слишком много голодных и нищих! Всяких оборванцев! Вот они и горланят непотребные песни! Когда мы были молодыми, такого не было! — вознегодовал один из биев. — Мальчишки!.. Разве дети в наше время позволяли себе насмехаться над почтенными людьми?

— Разделение людей в стране на голодных и на сытых — это разделение страны на две части! А нам бы надо не разъединяться, а объединяться! — страстно и строго поправил его Ерназар.

Хозяин дома был самым младшим среди биев и потому держался скромнее и тише всех. Однако слова Ерназара взволновали его.

— Ерназар-ага, когда мы вот так собираемся все вместе, мы становимся и умными, и дружными, и заботливыми отцами народа. И простые люди тогда уважают и ценят нас. Объединяться? Но ведь надо иметь цель — во имя чего, как? И против кого?

— Э-э-э, умников среди нас много, да ума нет! Горя много, да никто точно не ведает, из-за чего мы горюем! — откликнулся Рахманберды-бий.

— Дорогие мои, ваши слова — справедливый всем нам укор! — Алакоз вынул из кармана свиток. — Поэтому-то мы, чтобы не заниматься пустословием, вместе с Генжемуратом и Зарлыком составили одну бумагу! Это клятва. Если вы не возражаете, я вам ее зачитаю.

Ответом ему было молчание.

— Мы назвали ее «Клятва шестидесяти биев»… — Ерназар сглотнул от волнения слюну, выдержал паузу.

— Читайте, читайте, интересно! — загудели бии.