Непонятный роман

– Вот именно – мало ли!

– Ну не знаю. Деревья красят.

– Ладно, давай выпьем. Тихо только. Ни запивки, ни закусить ничего нету…

– А шишкой занюхать, и нормально.

– Какой шишкой?

– Ну кедровых тут, конечно, нету. Вот, обычной, сосновой. Я, кстати, ел варенье из шишек. Хочешь расскажу? Там такая драма была.

– Из-за варенья из шишек?

– Не… Испугался я тогда семейной жизни. Устал быть постоянно нормальным. Спад у меня, в общем, был. Ну, ты знаешь, когда у меня спад… Да, я же хотел рассказать. Главная драма была у нас из-за «Нутеллы». Кстати, вот «Нутеллой» коньяк вообще отлично закусывать.

– «Нутеллы» же, как я понимаю, нету. Ты же ее не носишь с собой, я надеюсь?

– Если ее носить с собой, и ее у тебя найдут, сразу же поймут, что ты поехавший.

– Давай свою шишку. Реально, их есть можно?

– Не, эти обычные сосновые нельзя. Максимум занюхать.

– Они ядовитые, что ли?

– Да нет. Просто невкусные. Вот бы сейчас кедровых шишек найти.

– Так. Все. Давай коньяк свой.

– Он не мой.

– Вот и интересно, чей. Хотя когда бы я так собрался: коньяк из горла ночью в лесу…

– На свежем воздухе хорошо. Похмелья не будет.

– Я надеюсь, похмелья не будет, потому что ты не собираешься его весь выпивать. Нам еще идти.

– А куда?

– Вот это хороший вопрос. Мы с тобой вообще не туда пошли. Когда там наверху шли, GPS как-то подозрительно быстро показывал. А здесь, в овраге, карта уже похожа на правду. Хотя должно быть наоборот. И я как будто от тебя заразился этим…

– Кретинизмом.

– Да. Топографическим.

– И не только.

– Овраг огромный. И наша точка на том конце. Ну правильно, полчаса, это километра два должно быть. Но когда они уедут…

– А уезжают.

– Правда?

– Ну вон, что-то как будто грузят в машину. Садятся.

– После этой операции на глазах ты в темноте, что ли, стал видеть? Как летучая мышь.

– Мыши не видят. Они чувствуют.

– Ну вот, говорю же, как ты. А правда, уезжают.

– Вон, все, на дорогу выехали. В сторону того «Бургер Кинга» на заправке едут. Я бы сейчас тоже не отказался от «Бургер Кинга».

– Все. Пойдем.

– Ну сейчас, коньяк допьем и пойдем потихоньку.

– Пошли!

– Ладно… Так вот, про «Нутеллу». Увидели с Соней в «Ашане» «Нутеллу» по акции. Что-то типа четыреста семидесяти рублей большая баночка шестьсот тридцать грамм. Прикинь, найти шестьсот тридцать грамм «Нутеллы».

– Надеюсь, сегодня найдем. Не шестьсот тридцать, конечно.

– Я, естественно, Соне: давай купим. А она мне говорит: нет. Просто нет.

– И что дальше?

– Дальше драма. Она из-за фигуры переживает. Сама не хочет есть и мне не дает. Ну хочет, конечно, но запрещает себе и мне заодно. Но потом все равно едим, конечно. А я всю «Нутеллу» во всех «Ашанах» отдал бы за ее фигуру.

– Дальше-то что? «Нет. Просто нет» – и?

– Дальше драма, говорю. Мы тогда из «Ашана» шли назад вместе, но Соня шла в наушниках, как королева драмы. И теперь, когда в прихожей собираемся куда-то, она каждый раз спрашивает: «Наушники-то брать?» Знаешь, как меня бесит, когда она долго в прихожей собирается.

– Ну и драмы у вас. Дай глотнуть тоже.

– Не очень, конечно, коньяк.

– Ты его вообще бесплатно нашел.

– Бесплатно – не значит даром.

– Так, пошли мысли Ивана. Коньяк у меня будет.

– Да не нужен мне твой коньяк.

– Интересно все-таки, чей он.

– Ну может этих, которые приезжали. Прячут в лесу коньяк.

– Зачем?!

– Вопрос для целого интервью…

3:12 В домике

– Тебе свойственно прятаться?

– Да, как всем, наверное. Я в детстве любил строить домик из диванных подушек. Накрылся покрывалком, и сразу уютно.

– Все любили.

– Ну конечно, перестроечное детство.

– Ты его помнишь?

– Помню какие-то поэтичные, трогательные эпизоды. Но, скорее всего, я их себе придумал.

– Например?

– Году в девяностом – сколько мне было? – три года, получается, сестра Марина брала меня с собой в магазин. И пока стояла в очереди, сажала меня на прилавок. Помнишь, были такие прилавки, или как они назывались?

– Помню.

– И вот я там сидел и болтал бесконечно. Интервью давал тетенькам в очереди.

– В три года болтал?

– Ну да, самое же время для болтовни. Самое интересное, что и в тридцать три почти то же самое.

– Три раза подряд «самое».

– Просторечная речь.

– «Просторечная речь».

– Мне можно. О чем я говорил?

– Болтаешь много.

– Да! Тебя не спрашивают, а ты все равно болтаешь.

– Я тебя спрашиваю.

– Вот, и я отвечаю. А то обычно утром Соня мне говорит: опять всю ночь интервью давал во сне самому себе.

– Ты разговариваешь во сне?

– Конечно. Как все.

– Я не разговариваю во сне.

– Ну ты на работе много разговариваешь.

– Это правда. О чем ты говоришь во сне?

– Откуда же я знаю. Я не то что во сне – мы и в жизни-то не очень понимаем, о чем говорим.

– Сейчас мы говорим о том, свойственно ли тебе прятаться.

– Свойственно.

– Ты сказал про подушки и покрывалко. Не думаешь ли ты, что вещества – это тоже домик, в который люди прячутся?

– Наверное. Конечно.

– В чем ты прячешься сейчас?

– Сейчас? Ни в чем. С тобой разговариваю вообще-то. На многомиллионную, извиняюсь, аудиторию.

– Хорошо.

– И?

– Что «и»?

– Ну, ты сказал «хорошо» и замолчал. Дальше вопрос какой?

– У тебя и без вопросов неплохо получается отвечать.

– У нас ведь интервью.