Непонятый «Евгений Онегин»

Первый факт на пути к обозначившемуся финалу — косвенный — относится к началу 1828 года. 28 марта вышла из печати шестая глава «Онегина» с послетекстовой пометой: «Конец первой части». После шестой главы дорисовка судеб героев оказалась невозможной без ориентации на общий финал романа. Высказывалось обоснованное предположение, что в силу характерной для Пушкина композиционной стройности вторая часть равнялась бы по объему первой, следовательно, был замысел завершить роман двенадцатой главой[184]. Предположение, что за второй могла бы последовать третья (и т. д.?) часть, сугубо умозрительное. В 1835 году Пушкин создает ряд стихотворных набросков как ответ друзьям на просьбу продолжать роман. Хотя прямого отказа на эту просьбу наброски не содержат, ироничный тон изложения просьбы предвосхищает только такой характер авторского решения. Пушкин простился с героем «надолго… навсегда…»

По всей вероятности, на содержание замысла построения романа в двенадцати главах проливают свет известные воспоминания М. В. Юзефовича, восходящие к беседам Пушкина летом 1829 года. По этим сведениям, Онегин попадал в число декабристов или (логичнее не «или», а вследствие чего, ссыльным) погибал на Кавказе[185]; предпочтительнее видеть тут не два варианта судьбы героя, а два этапа одного.

С. Г. Бочаров «декабристские возможности» Онегина оценивает весьма скептически: если бы Онегин и примкнул к движению, то не более, как «праздный человек». Он с явной неохотой упоминает о свидетельстве Юзефовича и старается преуменьшить его значение — «если верить единственному свидетельству…»[186]. Что значит — «если верить»? Одно дело, если бы излагалось мнение безвестного Юзефовича, но тут излагается факт, исходящий от Пушкина. Неверно, что излагается «единственное» свидетельство. Вот основательное подкрепление этой гипотезы. 16 сентября 1827 года Алексей Вульф, тригорский и тверской знакомый Пушкина, делает в дневнике запись о том, как он накануне, 15 сентября, был на обеде у Пушкина в Михайловском. После обеда играли на бильярде. Вульф записывает бесценное суждение Пушкина: «Непременно должно описывать современные происшествия, чтобы могли на нас ссылаться. Теперь уже можно писать и царствование Николая, и об 14-м декабря»[187].

Юзефович писал свои воспоминания в глубокой старости, точности их некоторые исследователи не доверяют. Запись Вульфа сделана по горячему следу. Разумеется, думы Пушкина о возможности писать о 14 декабря не ограничиваются творческими планами «Евгения Онегина»[188], но не приходится сомневаться, что поэт не упустил бы случая использовать декабристский сюжет в историческом романе о современности. В свете записи Вульфа можно относиться как к факту, что осенью 1827 года у Пушкина был замысел «Онегина» в двенадцати главах с включением в сюжет романа декабрьских событий.