Читаем Непонимание (СИ) полностью

Барабаню пальцами по столу, поглядывая на многострадальный плакат. Можно разводы белым карандашом или краской замазать, а букву подрисовать. Или корректором, хотя нет, заметно будет. Эх, будь у меня побольше времени, я бы все переделал, а если бы мне еще и напарника толкового, то было бы вообще здорово. А то напарник у меня какой-то… проблем от него много, самая главная и назойливая из которых – кое-кто в широких штанах-мешках и такой же майке-сорочке. Куда, кстати, они запропастились оба? Где может быть Том, я примерно могу себе представить, а Билл? Наверное, ходит, ищет Тома, все автоматы с газировкой обошел.

Нет, это вообще ни в какие рамки! Уже половина из тех учеников, что помимо нас были, собрались и ушли домой, а эти двое все не идут. Работа стоит! Ее сдавать через неделю, а еще доклад не готов до конца, и выступление не написано. Тому-то его очкастая подруга все сделает, а я один трудиться не хочу – вот не буду из принципа! Имею право! Вот сейчас пойду, схвачу Билла за шиворот и притащу обратно, нечего отлынивать. А Том не маленький, дорогу обратно найдет из любого места, хоть в лес его отвези, ночью и связанного. Иногда я об этом мечтаю. И последнее время все чаще…

Выхожу из библиотеки и направляюсь к ближайшему автомату с газировкой. Так и есть – сидят голубки на скамейке и треплются за жизнь. И никакого льда и лимонада в руках, просто наглым образом меня кинули. Чего это они так близко уселись-то? У Каулитца глаза прямо блестят, хоть освещение в этом месте и не очень хорошее. Билл чему-то улыбается. Сейчас я ему покажу, как улыбаться! Густав Шаффер не прощает, когда его напаривают!

Появляюсь из тени и громко спрашиваю:

- А чего это вы расселись здесь, а? Помогать мне кто будет?

Вздрагивают и оборачиваются на меня. Невозмутимо разглядываю обоих.

- Да, Густ, извини, сейчас иду, - говорит Билл и встает, проходит дальше по коридору. Провожаю его взглядом, следя, чтобы не свернул никуда по дороге в библиотеку, потом возвращаюсь к Тому.

- Том, я тебя вообще-то просил, не мешай нам работать, дел невпроворот!

Он поднимается со скамейки и непривычно серьезно смотрит мне в глаза.

- Густ, ты совсем ничего не понимаешь? – Как-то грустно спрашивает он и тоже уходит. Что-то я не понял, что я не так сделал?


Домой мы ехали молча, Том всю дорогу изображал из себя оскорбленную невинность. Позже, вечером, он даже ни разу не позвонил, чтобы поделиться со мной очередным бредом, а когда я решил позвонить сам, его мать сказала мне, что Том «занят». Ну и пусть дуется как ребенок, даже не удосужился объяснить, что ему не понравилось.

Смертельная обида Тома, однако, не помешала ему на следующий день перед школой заявиться ко мне, с невозмутимым видом второй раз за утро позавтракать, чавкая пудингом и бутербродами, приготовленными моей мамой. Когда я был ребенком, я обижался, думая, что мама заботится о нем больше, чем обо мне, но сейчас я взрослый и могу мыслить рационально, и мне совсем не кажется, что порой она трясется над его тщедушным тельцем и жалеет его больше, чем меня... Это вполне объяснимое желание, ведь я полноценно питаюсь и веду здоровый образ жизни, развиваюсь, в отличие от сутулого и худого Каулитца, смолящего сигаретку и сосущего пиво из баночки. Вообще не понимаю – как это он может считаться самым крутым парнем в классе?

- Фрау Шаффер, вы не могли бы подлить мне кофе? – Лебезит Том.

- Конечно! – Мама тянется к его кружке с кофейником и приговаривает: - Тебе нужно почаще и поплотнее питаться, Томми, ты такой худенький, почти прозрачный, того гляди ветром унесет. Тебе с твоим ростом надо весить в полтора раза больше, чем сейчас. Надо поговорить с Симоной, пусть кормит тебя, как следует, нечего на детях экономить!

- Пусть кормит его на убой.

- Зачем же на убой? – Мама недоуменно посмотрела на меня. – Только чтобы массу наесть, а там Томми найдет, как ей распорядиться, в секцию запишется, да ведь?

Том довольно кивает, работая челюстями.

- Кто из нас в шестнадцать мог похвастаться внешней красотой? А спорт – самое лучшее средство достичь ее…

- То есть ты хочешь сказать, что если Том будет заниматься спортом, то станет красивым? – Язвительно уточнил я. – Мам, я тебя умоляю, еще не было в природе такого случая, чтобы тягловые волы вдруг стали благородными рысаками.

- Густи, дорогой, что на тебя нашло? – Испуганно спросила мама, бледнея. – Почему ты такой желчный?

- Успокойтесь, фрау Шаффер, он просто встал не с той ноги. - Том встал и похлопал мою мать по плечу. – Спасибо, все было очень вкусно. Густ, на выход.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кошачья голова
Кошачья голова

Новая книга Татьяны Мастрюковой — призера литературного конкурса «Новая книга», а также победителя I сезона литературной премии в сфере электронных и аудиокниг «Электронная буква» платформы «ЛитРес» в номинации «Крупная проза».Кого мы заклинаем, приговаривая знакомое с детства «Икота, икота, перейди на Федота»? Егор никогда об этом не задумывался, пока в его старшую сестру Алину не вселилась… икота. Как вселилась? А вы спросите у дохлой кошки на помойке — ей об этом кое-что известно. Ну а сестра теперь в любой момент может стать чужой и страшной, заглянуть в твои мысли и наслать тридцать три несчастья. Как же изгнать из Алины жуткую сущность? Егор, Алина и их мама отправляются к знахарке в деревню Никоноровку. Пока Алина избавляется от икотки, Егору и баек понарасскажут, и с местной нечистью познакомят… Только успевай делать ноги. Да поменьше оглядывайся назад, а то ведь догонят!

Татьяна Мастрюкова , Татьяна Олеговна Мастрюкова

Фантастика / Прочее / Мистика / Ужасы и мистика / Подростковая литература
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика