Читаем Непонимание (СИ) полностью

- Да первый раз вообще! Я чуть не упал, когда его увидел! Это ж надо было так!

- А мне его жаль. Том, не смейся!

- Я не смеюсь.

Как меня раздражают эти балаболки. Вот только встать бы, ух я бы их разогнал…

- А в каком виде мы его нашли, а? Билли, ты помнишь? У меня аж челюсть выпала. Никогда б не подумал, что ему такое прилетит.

- Стелла была довольной вроде, видел, как она его нянчила? Как ребеночка!

Опять ржут, суки. Так, все, пора вставать. Собираюсь с мыслями и пытаюсь перевернуться на спину. О-ох, ты, е-мое, чего все завертелось?! Куда я лечу-то, мамочки?! Пора звать на помощь.

- Мммнннпооооо….

- О, господи.

- Билл, принеси воды, сейчас будем приводить в чувство.

Кто-то садится рядом и начинает легонько меня тормошить, отчего меня штормит и качает, как на корабле.

- Густав, ты проснулся? Ты как вообще?

- У-у, - отзываюсь я, имя свое еще не забыл.

- Понятно все. Ну и горазд же ты бухать!

Наконец, получается разлепить губы.

- Я… не…

- Ой, лучше молчи, вонища от тебя – ужас просто! Да ты глаза-то открой!

Чтобы открыть глаза, мне приходится сдвинуть челюсть и натянуть кожу на лице. Слизь, склеившая веки, лопается, и я могу приоткрыть один глаз, который тут же зажмуриваю от резкого света. Пробую еще раз и, привыкнув, фокусирую взгляд на мутном человеке, сидящем рядом.

- Ты кто? – Вырывается полухрипом-полурыком, как у старого туберкулезника. Фигура заливается смехом, прыгающим по моим отчего ставшим сверхчувствительными перепонкам.

- Упился совсем, лучшего друга не узнает! Хорошо, познакомимся еще раз, я Том Каулитц. Себя-то, помнишь хоть, как зовут?

Мычу вместо согласия. Откуда-то со стороны расплывчатой картинки перед глазом движется еще одна фигура, которую я поначалу принимаю за глюк, пока она не начинает говорить.

- Том, посади его, что ли. Я «Алказельцер» нашел, давай дадим.

Меня резко встряхивают, что и без того тяжелая голова отваливается куда-то назад, и мир начинает качаться с удвоенным старанием. От потрясения открывается второй глаз.

- Что творите? – Возмущаюсь я, готовый расплакаться от тупой боли, пронзившей виски.

- Лечим тебя, алкаш, - пищит человек с водой, оказавшийся Биллом. – Открой рот и скажи «а».

Суют мне в рот таблетку и льют воду, глотать получается неважно, весь подбородок и грудь тут же становятся мокрыми. Дадут мне спокойно умереть или нет?

Том, улыбаясь, вытирает меня полотенцем.

- Х*ево, - жалуюсь ему.

- Еще бы, ты вчера вообще никакой был, пока мы тебя до Билла тащили.

- А что было-то вчера? Я не помню…

- Туса была у его сестры. Мы с Биллом на полчаса отошли, а когда вернулись – ты уже валялся и хрюкал, как свинья.

- Не может такого быть.

- Да, мы тоже думали, что не может. А потом волокли тебя по улице, полудохлого.

- Позорище, вот и пригласил на день рождения сестры! - Встревает Билл. – Вся моя комната перегаром провоняла, я здесь месяц проветривать буду!

- Можно подумать, никто больше не напился.

- Нет, не напился. Все выпивали, но никто не напился.

- И что, вахк… вакханалии не было?

- Чего? – Билл хлопает глазами. – Какой вакханалии? Не было никакой вакханалии! Все прилично было!

- А мне показалось…

- Ну, все выпили немножко, танцевали, веселились, но ничего такого не было. Показалось ему… Когда кажется, креститься надо!

- Густ, поверь моему опыту, вакханалии не так выглядят, уж я-то в них участвовал! Э-э-э, в смысле, видал, как они проходят. – Хвастливый тон Тома сменился на оправдывающийся и тихий, стоило ему поймать сердитый взгляд Билла.

- Нет, что он на нас наговаривает? Какие вакханалии, к черту?

- Билли, успокойся. Густ просто так редко выбирается со мной куда-либо, что ему ваша безобидная вечеринка такой показалась. Присаживайся вообще. – Каулитц похлопал себя по колену. Билл, скрестив руки на груди, уселся на предлагаемое место, недовольно поджав губы.

- Вакханалия… Это ж надо было такое ляпнуть! Густав хоть и пьяный, а слово умное ввернул, - бубнил он. – Это Густава самого ни на минуту одного оставить нельзя, вон как крышу снесло. Нажрался и уснул мордой в лифчике у Стеллы.

- У какой Стеллы? – Вытаращил, как мог, я глаза.

- У такой. Мы с Томом тебя еле выковыряли из ее титек, плейбой ты наш.

Том трясся от смеха, уткнувшись лбом в плечо Билла. Я ошарашенно таращился в потолок, чувствуя, как голова опять наливается тяжестью.

- Все, пошли отсюда, пусть он проспится, - сказал Том. – Если что, Густ, звони, мы в гостиной.

Он положил рядом со мной мой мобильник, и они с Биллом ушли. Я проводил их взглядом и тут же отрубился.


Я бы с удовольствием пролежал в кровати всю оставшуюся жизнь, но мочевой пузырь уже грозится лопнуть. Надо встать, но самостоятельно принять вертикальное положение я не могу, голова кружится. А, вспомнил, позвоню Тому, попрошу его меня довести. Беру трубку и набираю Каулитца, гудки слушаю на расстоянии вытянутой руки. И чего они такие громкие и длинные? Не берет. Все меня бросили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кошачья голова
Кошачья голова

Новая книга Татьяны Мастрюковой — призера литературного конкурса «Новая книга», а также победителя I сезона литературной премии в сфере электронных и аудиокниг «Электронная буква» платформы «ЛитРес» в номинации «Крупная проза».Кого мы заклинаем, приговаривая знакомое с детства «Икота, икота, перейди на Федота»? Егор никогда об этом не задумывался, пока в его старшую сестру Алину не вселилась… икота. Как вселилась? А вы спросите у дохлой кошки на помойке — ей об этом кое-что известно. Ну а сестра теперь в любой момент может стать чужой и страшной, заглянуть в твои мысли и наслать тридцать три несчастья. Как же изгнать из Алины жуткую сущность? Егор, Алина и их мама отправляются к знахарке в деревню Никоноровку. Пока Алина избавляется от икотки, Егору и баек понарасскажут, и с местной нечистью познакомят… Только успевай делать ноги. Да поменьше оглядывайся назад, а то ведь догонят!

Татьяна Мастрюкова , Татьяна Олеговна Мастрюкова

Фантастика / Прочее / Мистика / Ужасы и мистика / Подростковая литература
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика