- Да первый раз вообще! Я чуть не упал, когда его увидел! Это ж надо было так!
- А мне его жаль. Том, не смейся!
- Я не смеюсь.
Как меня раздражают эти балаболки. Вот только встать бы, ух я бы их разогнал…
- А в каком виде мы его нашли, а? Билли, ты помнишь? У меня аж челюсть выпала. Никогда б не подумал, что ему такое прилетит.
- Стелла была довольной вроде, видел, как она его нянчила? Как ребеночка!
Опять ржут, суки. Так, все, пора вставать. Собираюсь с мыслями и пытаюсь перевернуться на спину. О-ох, ты, е-мое, чего все завертелось?! Куда я лечу-то, мамочки?! Пора звать на помощь.
- Мммнннпооооо….
- О, господи.
- Билл, принеси воды, сейчас будем приводить в чувство.
Кто-то садится рядом и начинает легонько меня тормошить, отчего меня штормит и качает, как на корабле.
- Густав, ты проснулся? Ты как вообще?
- У-у, - отзываюсь я, имя свое еще не забыл.
- Понятно все. Ну и горазд же ты бухать!
Наконец, получается разлепить губы.
- Я… не…
- Ой, лучше молчи, вонища от тебя – ужас просто! Да ты глаза-то открой!
Чтобы открыть глаза, мне приходится сдвинуть челюсть и натянуть кожу на лице. Слизь, склеившая веки, лопается, и я могу приоткрыть один глаз, который тут же зажмуриваю от резкого света. Пробую еще раз и, привыкнув, фокусирую взгляд на мутном человеке, сидящем рядом.
- Ты кто? – Вырывается полухрипом-полурыком, как у старого туберкулезника. Фигура заливается смехом, прыгающим по моим отчего ставшим сверхчувствительными перепонкам.
- Упился совсем, лучшего друга не узнает! Хорошо, познакомимся еще раз, я Том Каулитц. Себя-то, помнишь хоть, как зовут?
Мычу вместо согласия. Откуда-то со стороны расплывчатой картинки перед глазом движется еще одна фигура, которую я поначалу принимаю за глюк, пока она не начинает говорить.
- Том, посади его, что ли. Я «Алказельцер» нашел, давай дадим.
Меня резко встряхивают, что и без того тяжелая голова отваливается куда-то назад, и мир начинает качаться с удвоенным старанием. От потрясения открывается второй глаз.
- Что творите? – Возмущаюсь я, готовый расплакаться от тупой боли, пронзившей виски.
- Лечим тебя, алкаш, - пищит человек с водой, оказавшийся Биллом. – Открой рот и скажи «а».
Суют мне в рот таблетку и льют воду, глотать получается неважно, весь подбородок и грудь тут же становятся мокрыми. Дадут мне спокойно умереть или нет?
Том, улыбаясь, вытирает меня полотенцем.
- Х*ево, - жалуюсь ему.
- Еще бы, ты вчера вообще никакой был, пока мы тебя до Билла тащили.
- А что было-то вчера? Я не помню…
- Туса была у его сестры. Мы с Биллом на полчаса отошли, а когда вернулись – ты уже валялся и хрюкал, как свинья.
- Не может такого быть.
- Да, мы тоже думали, что не может. А потом волокли тебя по улице, полудохлого.
- Позорище, вот и пригласил на день рождения сестры! - Встревает Билл. – Вся моя комната перегаром провоняла, я здесь месяц проветривать буду!
- Можно подумать, никто больше не напился.
- Нет, не напился. Все выпивали, но никто не напился.
- И что, вахк… вакханалии не было?
- Чего? – Билл хлопает глазами. – Какой вакханалии? Не было никакой вакханалии! Все прилично было!
- А мне показалось…
- Ну, все выпили немножко, танцевали, веселились, но ничего такого не было. Показалось ему… Когда кажется, креститься надо!
- Густ, поверь моему опыту, вакханалии не так выглядят, уж я-то в них участвовал! Э-э-э, в смысле, видал, как они проходят. – Хвастливый тон Тома сменился на оправдывающийся и тихий, стоило ему поймать сердитый взгляд Билла.
- Нет, что он на нас наговаривает? Какие вакханалии, к черту?
- Билли, успокойся. Густ просто так редко выбирается со мной куда-либо, что ему ваша безобидная вечеринка такой показалась. Присаживайся вообще. – Каулитц похлопал себя по колену. Билл, скрестив руки на груди, уселся на предлагаемое место, недовольно поджав губы.
- Вакханалия… Это ж надо было такое ляпнуть! Густав хоть и пьяный, а слово умное ввернул, - бубнил он. – Это Густава самого ни на минуту одного оставить нельзя, вон как крышу снесло. Нажрался и уснул мордой в лифчике у Стеллы.
- У какой Стеллы? – Вытаращил, как мог, я глаза.
- У такой. Мы с Томом тебя еле выковыряли из ее титек, плейбой ты наш.
Том трясся от смеха, уткнувшись лбом в плечо Билла. Я ошарашенно таращился в потолок, чувствуя, как голова опять наливается тяжестью.
- Все, пошли отсюда, пусть он проспится, - сказал Том. – Если что, Густ, звони, мы в гостиной.
Он положил рядом со мной мой мобильник, и они с Биллом ушли. Я проводил их взглядом и тут же отрубился.
Я бы с удовольствием пролежал в кровати всю оставшуюся жизнь, но мочевой пузырь уже грозится лопнуть. Надо встать, но самостоятельно принять вертикальное положение я не могу, голова кружится. А, вспомнил, позвоню Тому, попрошу его меня довести. Беру трубку и набираю Каулитца, гудки слушаю на расстоянии вытянутой руки. И чего они такие громкие и длинные? Не берет. Все меня бросили.