Непонимание (СИ)

Билл кивнул и почесал нос рукой в зеленых и серых разводах. Я сгреб себе чеснок и стал составлять фигурки – брал головки и ставил на них зубчики в виде треугольника. Получалось плохо, все постоянно разваливалось. Но дела у меня шли лучше, чем у Каулитца, тот просто сидел за столом и ковырялся в зубах.

Через пятнадцать минут я объявил сдачу работ.

- Представляем. У меня чесночные домики. Вот основание, вот крыша. Билл, что у тебя?

- У меня картина. Чесночные лодочки плывут по чесночной реке.

Я придирчиво оценил зубчики, расставленные вдоль изогнутых перьев.

- Ну, допустим. Том, что у тебя? Ты что, ничего не сделал?

- Почему не сделал? Сделал.

- И что это, по-твоему? - Перед Томом на столе лежал сваленный в небольшую груду чеснок.

- Чесночная собака.

- И где она? Что-то я не вижу.

- Потому что она уже убежала.

- А это что лежит?

- А это чесночная куча, которую навалила чесночная собака! – Безаппеляционно заявил Том и расхохотался. – Густ, я же сказал, я только человечков умею!

- Хрен с тобой. Запишем выигрыш Биллу, у него все равно меньше всех баллов.

- Ребята, а мне понравилось! Только из одного чеснока неинтересно и неудобно. Давайте из разных овощей делать? У вас есть еще овощи? – Сказал Билл.

- Есть, полно, и фрукты тоже. Я за! Густ, что скажешь?

Я замялся, глядя на время, был уже вечер. Но, поймав просительный взгляд Билла, почему-то не смог отказать.

- Тащи свой огород.

Уже поздним вечером, когда из поездки вернулись родители Тома, на кухне их встретила разноцветная выставка «достижений генной инженерии». В основном «шедевры» принадлежали авторству Билла. Был и перцово-маслинный человечек, и помидорный снеговик, и огуречно-спичечный кактус. Я наваял шикарного робота из картошки и ягод. Посреди этого всего находилось и произведение воспаленного гения Каулитца – составленные вместе внушительных размеров баклажан и пара киви, любовно окрещенные автором «Причиндалы негра». Симона долго и вроде бы даже на полном серьезе все это рассматривала и хвалила, в то время как Гордон держался за живот и крутил пальцем у виска.

- У меня есть идея! – Захлебывался потоком собственных слов Билл, когда они с Томом провожали меня домой. – На Хеллоуин будем делать тыквенные головы и украшать их! У меня дома книжка есть с классными идеями, я ее привезу. Думаю, втроем справимся, Густав, ты придумаешь, как туда лампочку вставлять, чтобы подсветка была!

Я пожал Тому руку и, захватив с собой своего картофельного робота, грязный и воняющий чесноком, отправился домой.

Не могу понять, что происходит. Который день уже пытаюсь обмозговать, но не могу найти, за что зацепиться. Вроде все и нормально, а вроде и не нормально. Что-то не так в этой дурацкой паре, ну, помимо того, что они два педика. Присматриваюсь, присматриваюсь… блин, что ж мне не нравится-то?

После чесночного праздника наше общение с Томом восстановилось почти в полной мере, мы почти так же занятно и конструктивно проводили время вместе, учитывая, конечно, ощутимую помеху в лице Билла. Каждое наше дело он сначала разносил в пух и прах своей неаргументированной критикой, потом вносил в него свои коррективы, а потом и вовсе брал всю инициативу на себя. В итоге получалось совершенно другое, не то, что задумывалось изначально. Руководить - самая большая его страсть, как я заметил, переплюнуть ее способна разве что страсть к высказыванию своего «фе». «Фе» порой разрасталось до размеров визгливых ультиматумов прекратить то или иное занятие. Я понял, что мне не нравится. Билл стал слишком доминировать, не только в общем досуге, но и в отношениях с Томом. А Том, имея все возможности, чтобы указать Биллу, где его место, опять вернулся к своей тухлой тактике молчания в тряпочку. Это и настораживало. Билл будто бы намеренно подавлял моего друга, только зачем?

Странно, после чесночных боев мне казалось, что мы сможем мирно сосуществовать, на взаимовыгодных условиях. Но условие ходить подневольным у Билла меня не устраивает. Я в марионетки к психически нестабильным личностям не записывался. И не позволю записать в них лучшего друга. Надо поговорить с Томом и выяснить, почему он позволяет Биллу командовать собой.

Улучив момент, когда комнатный тиран отошел поговорить по телефону с разъяренной матерью, я подсел к Тому, пялящемуся в телевизор, по которому мы по желанию Билла смотрели какую-то унылую передачу о полезных свойствах йогуртовой маски. Взяв с журнального столика пульт, я переключил эту лажу на боевик с участием Дольфа Лундгрена. Взгляд Тома стал более осмысленным, и он повернулся ко мне.

- Густ, зачем переключил? Включи обратно, Билл сейчас придет и будет ругаться.

- Пусть ругается. Я хочу смотреть фильм.

- Ты же не любишь боевики!

- Не люблю, но ты любишь. Я думаю, это гораздо интереснее, чем про косметику.

Том покосился на экран.

- Переключи, Густ. Билл ту программу смотрит.

- Обойдется. Сейчас он вернется, и ты ему скажи, что будешь смотреть кино.

- Густ, я уже видел этот фильм и не один раз. Включи, пусть Билл смотрит про свой йогурт.

- Том, но это же неинтересно тебе!

- Это интересно Биллу.