Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

— Может быть, из-за того, что я всю свою жизнь занималась фотографией, я стала наблюдательной, — сказала Лорелея. — А может, я такая от природы. Я хотела бы рассказать тебе какую-нибудь драматичную историю… Однажды я вернулась домой, а эти твари пожирали моего мужа… Я правда хотела бы. Но не могу. Я просто. Начала. Их. Видеть.

Должно быть, это заняло годы. Годы, в которые она подмечала закономерности, боролась с неверием, считала себя сумасшедшей. Мне достался экспресс-курс с наставницей. Лорелея прошла через это одна.

— Они тебя не пугают?

— Я никогда не рискую к ним приближаться, — сказала она. — Но они, похоже, не нападают на людей. По крайней мере, я о таком не слышала.

— Почему? Казалось бы, от них можно этого ожидать.

— Не знаю.

Мы умолкли, прислушиваясь к какой-то ссоре, происходившей то ли снаружи, на стоянке мотеля, то ли в другом номере. Сначала разговор на повышенных тонах, потом неподдельная ярость. Я напрягся, сердце заколотилось в два раза быстрее. Вскоре остался только один голос, стонавший и утихавший по мере того, как его хозяин уползал прочь. Выстрелов не было. Возможно, его ударили ножом. Не исключено, что скоро мы услышим сирены. А может быть и нет.

— Какой она была? — спросила Лорелея.

Множество мелких подробностей уже начало расплываться и выцветать. Да и что я должен был сделать — выдать череду эпитетов и характеристик? Она была ростом пять футов четыре дюйма, и ее волосы казались красными в ярких лучах солнца, и она вечно притаскивала домой бродячих кошек, и ее память всегда работала лучше всего, когда мы ссорились? Никому это не нужно.

— Сколько времени прошло? С тех пор, как она…

— Это было в августе прошлого года, — сказал я. — Пятнадцать месяцев.

— Достаточно времени, чтобы ты поучаствовал в нескольких боях. Верно?

Я помолчал, считая в уме.

— В пяти.

— Ты говорил, что побеждаешь примерно в половине случаев. Каков твой результат с тех пор?

— Я выиграл их все.

Какое-то время Лорелея ничего не говорила, позволив этой фразе висеть в воздухе, пока мы оба гадаем, что она означает. Либо то, что я вкладывал все в обновленную волю к победе, либо то, что меня перестало заботить, ударят меня или нет, а это всегда дает бойцу преимущество. Скорее всего, второе. Моя жена никогда не видела меня со шрамами. Они появились после нее.

— Пожалуйста, не злись на меня, — сказала наконец Лорелея. — Но, может быть, тебе захочется для разнообразия направить эту энергию на что-то важное.

* * *

Я так и не спросил, как она познакомилась с Маркусом и Фиби. Должно быть, с охотниками на демонов это происходит так же, как с фанатиками НЛО. Их притягивает друг к другу какая-то странная разновидность магнетизма.

Маркус и Фиби все это время жили на противоположной стороне того же самого дерьмового мотеля, точно так же играли в шпионов на стадионе, и на следующее утро, когда Лорелея повела меня знакомиться с ними за пончиками с кофе, смотрели на меня как на нового члена команды.

Я гадал, не будут ли они выглядеть так же, как Лорелея, — изможденными, больными, проваливающимися в самих себя. На самом деле Маркусу это даже пошло бы на пользу. Когда-то он был священником из южных баптистов, а выглядел как старящийся самоанец, ни разу в жизни не отвернувшийся от предложенной отбивной. Фиби оказалась этакой пикси с короткой стрижкой и явной нелюбовью к косметике. Если бы я не знал, что она женщина, то, наверное, считал бы ее мальчиком, пока не подошел бы достаточно близко, чтобы разглядеть «гусиные лапки» в уголках глаз.

При виде этой парочки мое любопытство — и беспокойство — относительно того, почему на Лорелею все это влияет сильнее, удвоилось. Может, дело было в близости. Она больше времени проводила, залезая вслед за этими тварями в их логова, подвергаясь влиянию их выделений. Точно так же, достаточно долго побродив по канализации, начинаешь выдыхать метан. И заражаешься малярией, проведя достаточно времени не на том болоте.

— Я пока еще на это не согласился, — сообщил я им. — Просто чтобы вы знали.

— Ничего страшного. Не торопись, сынок. Они никуда не собираются, — ответил Маркус. В голосе его до сих пор сохранялись сильные, экспансивные ноты стоящего у амвона проповедника. — С другой стороны, как тебе должно было подсказать то гигантское мушиное пятно на стене стадиона, у них есть определенный срок годности. Мне бы хотелось сделать это прежде, чем тот, который поселился на крыше, решит, что его время вышло.

— Вот что меня беспокоит, — сказал я. — Если существо, способное с такой силой запустить себя в стену, хорошенько врежет мне по голове…