За тонированными окнами автобуса со скоростью восемьдесят миль в час проносилась мимо пустыня, изнывавшая под светом звезды, до которой было девяносто три миллиона миль. Это ослепительное сияние покинуло поверхность Солнца восемь с лишним минут назад. Неудивительно, что столь многие из нас идут по жизни, чувствуя себя не в том месте и не в том времени.
— Вы до самого Денвера едете? — спросила я у них.
Мужчина сперва взглянул на свою спутницу — типа, стоит ли мне говорить правду этой сумасшедшей? А потом признался, что да, до самого.
— А потом куда?
— Честно говоря, не знаю. Разберусь. Я просто… почувствовал, что мне нужно туда поехать.
Я ни разу не видела человека, более озадаченного тем, что и почему он делал. Интересно, если бы я оказалась достаточно близко, чтобы заглянуть в маленькие глазки сотен птиц-камикадзе, прежде чем они устремились к скале, помнившей, как она была колоннадой, увидела бы я там то же самое выражение?
Я не стала больше беспокоить этих достойных людей.
Мы выехали на рассвете и начали подниматься по Западному склону Колорадо на закате. По мере того как сгущалась темнота, воздух редел, а вокруг нас поднимались величественные горы, мне становилось все проще отключиться от окружающих и притвориться, что есть только я, и мое окно, и черно-синее небо за ним. Звезды выглянули из своих укрытий, и казалось, будто ничто уже не имеет значения — ни два дня постоянного движения, ни фиговая еда, ни сон урывками, ни покрасневшие и чешущиеся глаза. Мне просто хотелось, чтобы мы с Бьянкой обнялись и сказали друг другу, что теперь все будет хорошо.
Мы были где-то к востоку от Вейла, когда небо озарила вспышка — полоса зелено-белого огня, снижаясь, летевшего на север. Клянусь, в последние наносекунды перед тем, как погаснуть, она была ниже, чем вершины самых высоких гор вдалеке. Я подумала было о том, как близко к моему дому упал этот метеорит, но оказалось, что шоу еще не закончено. Он оказался не один. За ним последовало еще пять или шесть полос — меньше, выше и севернее, направлявшихся в сторону Вайоминга, а то и Монтаны.
И хотя я не вспоминала о брате уже много часов, я подумала о нем в этот момент. Потому что должна была и чуть об этом не забыла. Мы с Таннером дали друг другу обещание в те времена, когда были достаточно молоды для подобных жестов:
Волшебство этого мгновения сделало то, что было потом, чуть менее ужасным.
Я огляделась, чтобы понять, заметил ли еще кто-нибудь то же самое, но все было именно так, как мне представлялось. Пассажиры пялились либо в свои телефоны, либо в никуда.
А как насчет атависта в задней части автобуса? Я готова была поверить, что он поднял взгляд в нужную секунду, потому что его подтолкнул какой-то подсознательный импульс.
Но вот видел ли он все, что видела я? Скорее всего нет.
Он ведь не исходил диким криком.
В следующие несколько мгновений я продолжала видеть послеобраз, словно он был выжжен на моей сетчатке в тонах фотонегатива: ночное небо магниево-белого цвета над бледно-серыми горами, а в нем — черная луна и россыпь смоляных звезд, похожих на пробитые в куполе дыры, приглашающие заглянуть в какое-то бескрайнее пространство снаружи.
А поверх всего этого, на паутине, протянувшейся от звезды к звезде, от одного бесплодного мира к другому, лежали очертания огромных аморфных тварей, казалось, корчившихся в невообразимых муках. Мне вспомнились старые рисунки с титаническими небесными созданиями, которые были придуманы древними астрономами и остались с нами по сей день. Мы всегда ощущали нужду упорядочивать, находить в этой кучке звезд льва, в той — охотника, а вон в тех — быка, и собаку, и медведицу.
То, что увидела я, было не настолько узнаваемым. Такая анатомия могла бы получиться, если бы какая-нибудь допотопная форма жизни бродила по миру миллионы лет, не уставая при этом расти, ничем не ограниченная, ничем не направляемая, кроме безумия и прихотей. Они покрывали собой купол ночи, как чудовищные морские анемоны.
После шести лет я не могла разглядеть в своей жизни смысла. Но иногда детали ее связывались между собой, как соединенные линиями звезды, и образовывали узоры, и на мгновение я замечала в этом скрытую систему, направлявшую меня к какой-то предопределенной цели.
Чем бы ни была темная материя — та штука, которая, как говорят физики, составляет двадцать семь процентов Вселенной, — ее вроде как никто никогда не видел.
Поэтому кто может сказать, что в то мгновение передо мной не предстала именно она?
Если уж темная материя существует, то
Нож оставил бы более ровную рану.