Неглин в комнату пошел, котлету жуя по дороге. Он бросился на диван свой; впрочем, диван был не только его, но и Аллы, она спала на диване в его отсутствие, а когда он ночевал дома, сестры спали на постели вместе. Отец снова мычал неподалеку, но Неглин внимания не обращал. Плохо, когда нет своего дома, нечего даже ненавидеть, сказал себе Неглин.
— Ты зачем опять сказал соседу, что посадишь? — сказала сестра, входя. — Тебе бы только ляпнуть, а я должна выговоры выслушивать.
Неглин молчал и жевал, на сестру не глядел.
— Вот, еще один, вроде Машки, никто ему не нужен. Ну, ладно, на, запей, — смягчилась сестра и протянула ему кружку. — Я тебе воду принесла. Кипяченую. Будешь, что ли?
Неглин взял воду.
— Черт, папаша!.. — сказала еще сестра. — Опять он под себя сделал!.. Второй раз сегодня. Понос у него, что ли? Придурок чертов! Помоги мне его помыть. Господи, сколько можно?!
Неглин затолкал остаток котлеты в рот, молча встал и подошел к обделавшемуся отцу. Они вдвоем положили старика на бок. И взорам их открылась белокожая спина в уродливых пролежнях, костлявый зад с дерьмом раздавленным, загаженная серая простыня, вся свалявшаяся, в складках.
— Подержи-ка так, — сказала сестра. — Я за водой схожу. Машка! — крикнула она, выходя. — Хватит лежать в потолок глядеть! Занялась бы делом каким-нибудь. Слышишь, что говорю?
Ответа не последовало, никто, впрочем, и не ожидал никакого ответа.
Неглин держал отца за его оголившиеся дряблые руки; ему хотелось того задушить, нет, не за дерьмо его размазанное, вонючее, но за саму старость, за само существование его бесполезное, которые Неглин теперь ненавидел.
Воняло и впрямь довольно мерзостно, но Неглин этого уже не замечал.
Сестра принесла воду, и вдвоем они стали менять простыню и подмывать беспомощное тело отца. Клеенку из-под больного, протерев, тут же повесили сушиться на спинке кровати.
— Папаша, я сколько раз говорила? — раздраженно бросила Алла. — Неужели трудно было позвать кого-нибудь? Убирай тут теперь за тобой!.. Ты учти: воды сейчас нет. Еще раз так сделаешь — будешь лежать обосранный!..
Отец мычал, то ли благодарно, то ли раздраженно. Алла зло ущипнула отца, желая, чтобы тот скорее замолк. Губа у Неглина гальванически дернулась.
— Надо бы сделать, чтобы его увезли куда-нибудь. В дурдом, что ли? — сказала сестра.
— Дурдом тоже денег стоит, — хмуро говорил Неглин.
— Могли бы для вас, полицейских, хоть дурдом бесплатным сделать. Власть все-таки!..
— Много чего могли бы!.. — буркнул тот.
Они оба пошли на кухню воду выливать и руки мыть. — Я на тебя, говнюк, заявление напишу, что ты мне угрожаешь! — крикнул им в спину поддавший еще за это время и оттого расхрабрившийся сосед. — Полиция нас защищать должна, а не угрожать!.. Не те времена!..
— Я сама на тебя заявление напишу, чтоб тебя забрали за хулиганство! — крикнула сестра. — Совсем распоясался! А тут дети, между прочим!..
Сосед швырнул в Неглина какой-то колобашкой, из тех, что остались у него от работы.
В бешенстве Неглин метнулся к соседу, одним рывком своими грязными руками сдернул того с табурета, поднял, и толкнул к стене.
— Ты что, сука, тут вытворяешь! — заорал он. Почувствовал боль в бедре, но перетерпел, хотел вмазать еще соседу, так чтоб тот упал и не встал больше, но сдержался нечеловеческим своим усилием и, лишь встряхнув соседа, приложил того еще раз спиною о стену.
— Алка, ты смотри, смотри, что он вытворяет! — испуганно и возмущенно заголосил сосед. — Свидетелем будешь!..
— Я ничего не видела! — отрезала та и ушла на кухню. Неглин отправился за ней следом.
— Во, семейка-то!.. — крикнул сосед. — Во, семейка! Одни бандиты да прохвосты!.. Бандиты да прохвосты! Ну, ничего, и на вас управа будет!..
— Крупу-то станешь? — спросила сестра, когда они оба руки помыли и вытерли все тем же грязным полотенцем.
— Порченую?
— Она только пахнет немного. А так ничего: есть можно.
— А потом с горшка не слезешь, — буркнул Неглин.
— Привередливый стал, — возразила сестра.
— Папашу-то крупой накормила, что ли?
— Папашу кормить — только добро переводить, — отмахнулась та.
— А больше, что, ничего нет?
— Картошины всего четыре штуки. Надо на вечер оставить.
— Ясно, — сказал Неглин.
— Самого-то по неделе дома не бывает, а мы здесь крутись одни как хочешь!.. Очень справедливо!..
— Я зарплату приношу.
— Разве ж это зарплата?..
Неглин и Алла пошли снова в комнату и в коридоре увидели сестру Машу, та была уже одета в пальто и замороженною походкой сомнамбулы двигалась к выходу.
— Куда? — крикнула средняя сестра. — Куда собралась? Не ходи никуда! Не пускай ее! — крикнула она Неглину, обгоняя Марию и вставая у нее на дороге.
— Маша, ты что? — сказал и Неглин, подойдя к старшей сестре.
— Она сейчас в таком состоянии, что с собой что-нибудь сделать может. Нельзя ее пускать. Маша, останься!..
— Бляди! Проститутки! — говорил сосед, высовываясь из своей комнаты. — И брат ваш — бандит.
— Заткнись, урод! И закрой дверь! — крикнула Алла.