Непосредственный человек

– Знаете что? У нас имеются отличные комнатки прямо тут.

В данный момент я был на все согласен.

– Я мог бы много кому еще позвонить, – сказал я конвоиру, провожавшему меня по коридору в вытрезвитель. Не хотелось, чтобы он подумал, будто я одинокая душа, ни друзей, ни коллег. Черт, у меня есть даже декан, стоит его позвать, и он приедет за мной. Единственная причина, по которой я тут, – исполнить пророчество.

– Ночь понедельника. Почти вся камера ваша, – сказали мне, и это правда. Из полудюжины коек занята лишь одна. – И товарищ подходящий. Сегодня у нас высшее общество.

В основе любой реальности лежит истина. Такова моя вера. Порой для наблюдаемых явлений можно подобрать несколько более-менее осмысленных объяснений, но точное истолкование фактов всегда опознается по его красоте, по его простоте. Тони Конилья не подошел к телефону по той простой причине, что его не было дома. Его не было дома, потому что он не может находиться в двух местах одновременно – раз он здесь, он не может быть там. А он здесь. Это я видел.

Я не стал будить его ради того, чтобы поздороваться, хотя соблазн и был. Не стал, чтобы не лишать его мистического момента следующим утром, когда он проснется, обнаружит меня в камере и не сумеет понять, хоть с бритвой Оккама, хоть без, откуда же я взялся. Он не успокоится, пока ему все не разъяснят, пока не уничтожится вероятность иного мира, отличного от знакомого нам, – иного мира, по которому мы тоскуем.

Я лег на дальнюю от Тони койку и задумался о будущем.

В моем возрасте Уильям Оккам был отлучен от церкви, бежал от мести римского папы, чей авторитет он ставил под сомнение в поджигательских памфлетах, своего рода колонках того времени, с тиражом меньше, чем у рэйлтонского «Зеркала заднего вида». В ту пору не существовало среднего класса, к которому можно было бы апеллировать, да и в любом случае Уильям, давно изгнанный из университета, рассматривал свою миссию иначе, нежели я в Западно-Центральном Пенсильванском университете. Вероятно, большее сродство он бы обнаружил с Уильямом Генри Деверо Старшим, который всегда воображал, будто обращается к немногим избранным коллегам и старшекурсникам, современному эквиваленту средневековых схоластов, носителям знания, арбитрам светского вкуса. В моем возрасте, в пятьдесят лет, у Оккама еще оставалось впереди четырнадцать лет, а по меркам четырнадцатого столетия шестьдесят четыре года – глубокая старость. И самое лучшее: жизнь не утекала из него помаленьку, словно воздух из несильно проткнутой шины. Его унесла Черная смерть, он не предвидел конец заранее, пока смерть не явилась за ним – грязный, грубый, демократичный враг, споривший с Уильямом точными, элегантными силлогизмами, разбивший в пух и прах логику философа и объединивший скорой смертью то, чего не могла объединить жизнь, – противоречивые порывы разума и веры, которые задавали течение его жизни.

Странные мысли для человека в тюремной камере города Рэйлтона, штат Пенсильвания, в два часа ночи, и если об интеллектуальном уровне прежних обитателей этой камеры можно было судить по надписи на потолке надо мной, я тут – единственный, озаботившийся такими вопросами. Глядя на потолок, я сообразил, что во второй раз за день получил совет жрать говно. Я закрыл глаза и уснул, считая вагоны.

Когда я проснулся, Тони Конилья стоял надо мной. Похоже, с ним приключился тот трансцендентный момент, который я предвидел ночью.

– Я просил тебя приехать за мной, а не присоединиться ко мне.

– О чем ты? – Я приподнялся на локте.

– Я истратил вчера ночью звонок, оставив сообщение на твоем автоответчике, – пояснил Тони.

Услышав это, я невольно расплылся в ухмылке.

– А я позвонил тебе! И тебя тоже не было дома.

Я протянул ему упаковку аспирина, которую всегда храню в бардачке «линкольна» и благоразумно прихватил с собой прошлой ночью. Тони вдумчиво разжевал несколько таблеток. Сравнив свои версии событий, мы убедились, что арестовал нас один и тот же молодой коп и ни одному из нас не было предъявлено обвинение.

– Он хотел составить протокол, пока я не сказал ему, что я профессор, – пояснил Тони. – Пока я не сказал ему, что я – Хэнк Деверо.

– Здорово же он удивился, наткнувшись полчаса спустя еще на одного Хэнка Деверо.

– Ты сказал ему, что твой отец вернулся в Рэйлтон? – поинтересовался Тони. – Вот и объяснение.

Я не помнил, когда я сообщал Тони о возвращении моего отца, но, видимо, сообщил, раз он об этом знал. Сегодня мне предстояло нанести визит У. Г. Д. Старшему – долг, с исполнением которого я затянул.

– Когда нас выпустят, как думаешь? – спросил я, спуская ноги с койки. Хотя новый день сулил не больше веселья, чем предыдущий, почему-то мне уже хотелось его начать.

– Когда тут подают завтрак, как думаешь? – вопросом на вопрос ответил другой Хэнк Деверо.

Глава 32