— Привет, мудозвон, — ответил он, вновь сосредоточиваясь на почте, основную часть писем он сразу, не вскрывая, бросал в мусорную корзину у своих ног. — Видел твое шоу прошлым вечером, — продолжил он, не отрываясь от своего занятия, — поработать над ним следовало бы.
Мнение Рурка обо мне пребудет неизменно. Как бы я ни старался обратить все в шутку, забавным я быть не умею. Рейчел перестала стучать по клавиатуре и тревожно следила за нами. Я подмигнул ей — мол, все в порядке, вряд ли два старых (былых) врага перейдут к бурной ссоре прямо сейчас. Но она помнит, как Рурк однажды шмякнул меня об стену во время кафедральной рождественской вечеринки, и напрягается, стоит нам с ним оказаться в одном помещении. Наверное, если она полувлюблена в меня, ей не хочется, чтобы меня побили.
— Посмотрите-ка в словаре слово «мудозвон», — сказал я и продиктовал по буквам. — Кажется, меня тут оскорбили, но я не вполне уверен.
К моему изумлению, Рейчел вызвала на экран словарь и сверилась с ним — должно быть, из любопытства, так-то она почти никогда не выполняет мои указания. Если б она слушала мои указания, ее бы сегодня и на работе не было.
— Говорят, у нас может появиться новый сосед, — сказал я Рурку.
Он закончил возню с почтой, лишь одно послание счел достойным того, чтобы его вскрыть. Прочел первый абзац документа, в котором было по меньшей мере три страницы, и его тоже отправил в мусорную корзину. Должны же быть во мне, в моем поведении, хоть какие-то черты, восхищающие Рурка так же сильно, как меня восхитила его расправа с почтой, — но если такие черты и есть, свое восхищение он держит при себе.
— Наш юный коллега-втируша? Говорил он тебе, что мечтает жить в интегрированном сообществе?
— Только что, — признался я. — Но думает, что от этой мечты, возможно, придется отказаться.
— И что ты ему посоветовал, исходя из своего тайного знания о будущем каждого из нас на кафедре?
Я предпочел не спрашивать, что он подразумевает под «тайным знанием».
— Посоветовал ему покупать с правильной стороны от дороги.
— То есть он не входит в твой список? Или ты хочешь не только уволить его, но и разорить?
— В какой список?
— Хочешь знать правду? Я почти надеюсь, что ты включил в него и меня.
Я чуть было не повторил снова «в какой список», но тут Рейчел щелкнула мышью, выходя из словаря.
— Его тут нет? — известила она. — Мудозвона?
Рурк глянул сперва на меня, потом на нее.
— Конечно, его там нет, — сказал он. — Вот он, прямо передо мной.
Неплохая заключительная реплика.
— Послушайте, — сказал я Рейчел, когда Рурк вышел. — Вы же моя секретарша, не забыли? Это мне вы должны подавать реплики.
— Мне жаль?
— Откуда мне знать, жаль вам или нет?
Этим я окончательно сбил ее с толку.
— Понижайте интонацию к концу фразы, — напомнил я, проходя в свой кабинет.
Очевидно, Мег успела нанести мне новый визит: посреди испорченной промокашки красовался перезрелый персик — один. Мгновение я присматривался к персику, затем переключился на записку Рейчел: моя подруга Боди Пай с отделения женской проблематики пыталась со мной связаться. Ткнув пальцем в переговорное устройство, я попросил Рейчел зайти.
— Извините меня за звонок прошлой ночью, — заговорил я, дождавшись, чтобы она закрыла за собой дверь. — Если вы и Кэл решили помириться, это же прекрасно.
Поскольку она молчала, я продолжил:
— Нельзя было звонить так поздно, и конечно, я не вправе был говорить, что он мне не по вкусу. Это недопустимо.
Рейчел уткнула взгляд в руки и рассматривала их, пока я произносил свою речь. Интересно, нравятся ли они ей так же, как мне? Это не девичьи руки, они испорчены мытьем посуды, порезами от бумаг, ожогами во время готовки — и все же изящны, прекрасны, я бы хотел подержать ее руки в своих.
— Мы вовсе не? — произнесла она, и на этот раз ей удалось сбить с толку меня. — Не собираемся мириться?
Как глупо — эта мощная волна облегчения, захлестнувшая меня. Я пытался себя уверить, что чувствую к Рейчел лишь благопристойную привязанность, но, по правде говоря, как-то это не совсем благопристойно. Слишком Рейчел красива для благопристойной привязанности. Хотя вроде бы совсем неблагопристойной ее тоже не назовешь. Существует ли нечто более-менее посередине между благопристойностью и неблагопристойностью? Есть ли имя для промежуточного царства? Королевство трусости? Княжество альтруизма? Сады Академа?
В царстве реальности Рейчел продолжила:
— Иногда, выпив, он вспоминает, что у него есть сын? А еще он любит заезжать к нам по вечерам, проверить, не появился ли у меня кто-то?
— Я не хотел вторгаться, — сказал я. Ложь.
— И в итоге он засыпает? — завершила она и поспешила уточнить: — На диване?
Глаза ее налились слезами.
— Возьмите отгул хотя бы с обеда, — предложил я. — В самом деле. Такой уж сегодня день — дальше будет еще хуже.
Рейчел пожала плечами и вытерла уголок глаза рукавом.
— Он, может быть, еще там?
— Тогда оставайтесь здесь — Я попытался усмехнуться. — Ладно, я отправляюсь в Ватикан.