Непостижимая концепция

Перевод с военного: «Возможно, мне придется штурмовать объект»; и такая постановка вопроса девушку устраивала.

— Вы беспокоитесь о Федоре?

— Мне приказано его защищать.

У Тары вспыхнули глаза.

* * *

Массивные бетонные блоки, преграждающие путь к воротам, — серые, с торчащей арматурой и щербатые от пулевых отметин, блоки-ветераны, пережившие не одну атаку на Жрать; весомые стволы «молотков» из щелей двух дотов, походящие на вытянутые зрачки, опасные зрачки, убивающие всех, кого увидят; тишина и ощущение опасности… Все, как в прошлый раз, когда он так же, в одиночку, шел к воротам Фабрики, с той лишь разницей, что не на рассвете, а погожим днем. Вчерашним днем. Бесконечно теперь далеким.

И еще. Вчера его встретили уверенно, по-хозяйски, вчера его встретили люди, полностью контролирующие происходящее. Сегодня в выцветших глазах фабричного лидера пряталась настороженность. Несмотря на то что и тогда, и теперь этнограф появился у ворот один.

— Они все равно рядом, — вздохнул Химик, намекая на оставшихся в «толстяке» безов.

— Недостаточно рядом, чтобы спасти.

— Зато отомстят.

— Для этого их слишком мало.

— Прилетят другие.

Бергер усмехнулся.

Направляясь на Фабрику, он тщательно продумывал возможную модель поведения, выбрал схему «рассеянный ученый», но Химик, судя по всему, уже прознал о преподанном Расул-беку уроке, а значит, имело смысл вести себя по-другому.

И потому усмешка Бергера получилась жесткой.

— Да, прилетят. — И тут же надавил: — Ты меня ждал.

Химик в Шамильском улусе считался лошадкой темной и опасной, все знали о молчаливых и крепких мужиках, что слушаются его беспрекословно, о многочисленных стволах, защищающих Жрать, о том, что сам Расул-бек разговаривает с ним как с равным. Все знали, и потому никто не рисковал давить на тщедушного хозяина Фабрики. А вот чужак рискнул. Но чужак этот пришел с севера, из Москвы, и Химику пришлось терпеть.

— Расул поведал о нашей маленькой тайне? — с улыбкой осведомился он.

И коснулся рукой старого шрама.

— Поведал, — не стал скрывать Бергер. — Но не удивил.

— Ты не только наблюдательный, но и опытный?

— Я знаю людей, которые могут больше.

— Например?

— Госпожа Патриция, да продлятся ее дни вечно.

— Что ты знаешь о вечности?

Вопрос Химик бросил не подумав, сгоряча, резко бросил, явно принижая Федора, однако этнограф не среагировал на неожиданный выпад, продолжая гнуть свою линию. Демонстрируя знаменитое московское упрямство.

— Сейчас не о вечности, а о том, что ты можешь больше. Не столько, сколько Госпожа, но больше, чем хочешь показать.

— Не боишься мне это говорить? — тихо спросил Химик.

— Чего мне бояться? — «удивился» в ответ Бергер.

— Ну хотя бы того, что десять минут назад три спутника «Науком», которые накрывали эту территорию, неожиданно сменили орбиту. И ты остался без связи.

— Теперь я точно знаю, что пришел куда нужно, — рассмеялся Федор. — Два с лишним года я рыскал по обломкам, изучая преобразившихся местных и беглых генавров, которых одичалые туземцы принимали за колдунов. А теперь сорвал джекпот.

— И что же ты выиграл? — тяжело спросил Химик. Очень тяжело, словно из камня вырезая каждое слово.

— Сказку.

— Сказки бывают страшными.

— Тем интереснее.

Глаза в глаза, слово против слова. Тщедушный Химик стал вдруг напоминать глыбу, окутал их своей аурой, словно в скалу закатал, но Федор не отступал. Понимал, что слабее, но не отступал.

И фабричный был вынужден признать:

— Патриция молодец… умеет подбирать людей. — Не позволил себя перебить, продолжил: — Так почему ты не боишься?

— Потому что теперь от тебя точно не отстанут.

— Но ведь ты будешь мертв.

— За меня расплатятся, ведь убив меня, ты нанесешь оскорбление Госпоже.

— А если я предложу Патриции нечто существенное? — заинтересовался фабричный. — Что-нибудь такое, что заставит ее позабыть о твоей крови?

— Госпожу нельзя купить, — убежденно ответил Федор.

— Она не человек?

— Она была в Верхнем мире. Она говорила с богами, и боги позволили ей совершить задуманное. Отец моей Госпожи — тот, кто заставил отступить Смерть. Отец моей Госпожи — император, который может захватить Землю, но не хочет. Отец моей Госпожи видел души тысячелетних Традиций и тесал их, придавая им форму своего замысла. Чем, по-твоему, можно купить Патрицию, Химик?

Убежденность.

Убежденность, убежденность и еще раз убежденность. Фабричный разговаривал с Бергером второй раз, но видел этнографа разным: заинтересованным, избитым, осторожным, уверенным, но сейчас перед ним стоял человек предельно убежденный. Очень похожий на фанатика. Человек, считающий себя частью чего-то необыкновенно большого.

В этот раз они вели разговор вдали от административного корпуса, стояли у бойлерной, приземистого бетонного здания обыденно-потрепанного вида, однако взгляды, которые бросал Бергер на ее перекошенные двери, говорили сами за себя.

— Я хочу знать твои тайны.

— Сказка может оказаться страшной.

— Не повторяйся.

Продолжать спор не имело смысла. Химик распахнул двери, и Бергер вздрогнул, увидев за ними плотный оранжевый туман, в сердце которого широкие черные линии складывались в слово «Мир».

* * *