Они шли, смотря под ноги, ощущая исходящий от раскаленного асфальта жар, который, как брызги лавы, обжигал лица. Сталкиваясь плечами с толпой прохожих, они пересекли пешеходный переход.
Они сидели на скамейке возле каменной статуи на площади и пили холодную колу из бумажных стаканчиков, липких от подтаявшего на солнце воскового покрытия на стенках. Лед растаял слишком быстро, и напиток столь же быстро нагрелся. Они продолжали сидеть, даже когда солнце уже полностью зашло. Вольпе достал из рюкзака ноутбук и начал что-то печатать. Вокруг валялся мусор: бумажные пакеты, обертки от гамбургеров и картофеля фри из «Бургер Кинга», грязное одеяло, пустые бутылки из-под колы и окурки. Похоже, что скамейка была чьим-то пристанищем, но владельца этого добра нигде не было видно. Аями и Вольпе тоже купили гамбургеры и порцию картошки. Привокзальная площадь была заполнена людьми: одни садились в поезда, другие выходили из них и направлялись к метро. В пассаже перед зданием вокзала стоял огромный рояль, к нему подошел мужчина средних лет в изрядно поношенной одежде, сел и начал играть. Его порывистые движения тела и рук привлекали внимание окружающих. Люди останавливались, смотрели на играющего человека, наталкивались на других прохожих, которые тоже оглядывались на пианиста, но в конце концов им это надоедало, и они поспешно уходили, а их место занимали другие. Внутри раскрытого перед роялем квадратного портфеля лежало несколько монет и купюр, которые бросили туда прохожие. Крупные капли пота выступили на подбородке пианиста и капали на клавиатуру. На крышку рояля, напоминавшую по форме крыло, села птица с серым оперением, желтыми перепончатыми лапами и изогнутым клювом, но через пару секунд улетела, оставив на крышке белое пятно.
От голода Вольпе чуть ли не проглотил гамбургер целиком.
– У себя дома, на родине, я всегда покупал суши навынос, – проворчал Вольпе, – а сейчас ем гамбургеры. В любом случае, это лучше, чем пустой горячий рис.
Сидя на скамейке с картофелем фри в руке, Аями подумала, что даже когда они просто беседовали, в интонациях Вольпе всегда звучали неудовлетворенность жизнью и беспокойство.
– Кажется, это Шуберт, – пробормотал Вольпе себе под нос. – Но я плохо слышу – мы сидим далеко, и сильно шумят машины.
– Это джаз, – ответила Аями. – Я знаю эту мелодию, но не могу вспомнить название… Вы правы, здесь шумно и плохо слышно. Такой гул издает горящее ячменное поле.
– Как это? Что означает «горящее ячменное поле»? Впервые встречаю такое выражение. Никогда раньше не слышал звука горящего ячменного поля. Вы выросли в сельской местности?
– Возможно. Нет. Не знаю…
– Как это так?
– Я не помню ничего, потому что уехала из родного города еще в детстве.
– Ваши родители ведь что-то рассказывали.
– Я выросла в приемной семье.
– А, ясно, – Вольпе замолчал.
Вдруг у Аями зазвонил телефон. Она подняла трубку, приложив вторую ладонь к динамику телефона, чтобы было слышно. «Конечно, выслушаю, – сказала она. – И вы меня выслушаете. Мы же ради этого и созваниваемся?»
Через какое-то время она опять ответила: «Да, мы найдем это потаенное место… Как всегда. Но не сейчас. Ёни сейчас нет дома. Позже, когда она вернется, она станет вашей пещерой. Всеми тремя пещерами одновременно…»
– Вы разговаривали с Ёни? – спросил Вольпе, как только Аями выключила телефон. Он будто ждал конца разговора. – Я не подслушивал специально, но, похоже, я расслышал имя Ёни. Конечно, я могу и ошибаться.
– Да, вы не расслышали. Ёни – очень распространенное в корейском языке сочетание звуков.
– А, ясно, – кивнул Вольпе, и они продолжили жевать гамбургеры с картошкой. Через некоторое время опять зазвонил телефон Аями: «Конечно, выслушаю. И вы меня выслушаете. Мы же ради этого и созваниваемся… Да, мы найдем это потаенное место… Как и всегда. Но не сейчас. Ёни сейчас нет дома. Позже, когда она вернется, то станет вашей пещерой. Всеми тремя пещерами одновременно…»
– Простите, пожалуйста, – снова спросил сгоравший от любопытства Вольпе, когда Аями положила трубку, – но если вы только что говорили не с Ёни, я был бы очень благодарен, если бы вы просто сказали мне, о чем был ваш разговор… Ведь ваш язык мне незнаком, я слышу его впервые в жизни, но тем не менее чувствую, что эти два разговора звучали очень похоже. К тому же интонации, с которыми вы говорили… Я имею в виду, это был особенный разговор. Эти интонации, когда говорят о чем-то важном. Мне очень интересно, о чем вы говорили. Мне вдруг захотелось узнать о фонологических особенностях корейского языка, знаете ли. Ваш разговор звучал невероятно таинственно и сильно отличался от вашей манеры говорить среди уличного шума, от которого будто весь мир сотрясается. Я не могу точно сказать, что было причиной этой таинственности: ваш голос или особые нотки, но я это почувствовал. Конечно, если это личный разговор, вы можете не отвечать. Я спрашиваю исключительно из фонетического любопытства.