Непостижимая Шанель

Всякий раз, когда Вендор вспоминал о своем замечательном деде, ему казалось, что замогильный голос кричит ему: «А что сделал ты? Что ты сделаешь с нашим именем?» Ибо в момент встречи внука с Габриэль предок продолжал давить на него всем грузом своих викторианских добродетелей. И это была боль, не утихавшая со временем. Прошло четверть века с того дня, когда Вендор в Южной Африке получил известие о смерти деда и узнал о трауре в Чешире, о закрытых магазинах, о приспущенных флагах, о похоронном звоне колоколов, о речах, оплакивавших смерть самого крупного филантропа, которого когда-либо знала Англия, о двух, одновременно отслуженных панихидах — в Честере и Вестминстерском аббатстве в присутствии королевской семьи. Прошло четверть века, но ничто не изменялось для Вендора. Как будто, испустив последний вздох, герцог Вестминстерский еще сильнее заставил внука ощутить свою недостойность, и всю жизнь Вендор не мог простить себе, что не сумел стать ровней великому и доброму человеку, которого к последнему прибежищу провожало подразделение полка, с 1797 года всегда полностью состоявшего из людей Вестминстера. Провожало без Вендора… Ибо дело было еще и в этом. Шла бурская война, и Вендор находился в Африке… Он не увидел маленькую неожиданную записку, написанную рукой деда: «Никаких цветов», не увидел букет бессмертников, который по просьбе старой толстой королевы, его приятельницы, стал исключением. К цветам, лежащим на гробу, была приложена карточка: «В знак уважения и почтения от Виктории, королевы», но Вендора не было. И это тоже лежало на нем грузом… Вендора все время оттесняли в прошлое, к его первым переживаниям.

Говоря о том, что втайне терзало любовника, Габриэль Шанель употребила одну из тех формул, на которые она была мастерица:

— Надо было знать, чем был его дед, чтобы понять, чем Вендор не был.

Но сказать, что дед превосходил его во всем[92], что у него было больше почестей, больше успехов, больше богатства, больше лошадей и больше побед, чем можно себе представить, — четырежды выигранное дерби! — значило приподнять покров лишь над малой частью драмы, переживаемой внуком.

Главная беда состояла в том, что у деда было больше детей, чем у всех его современников. Пятнадцать от двух жен: первая была его кузиной, вторая, моложе на тридцать два года, — сестрой его зятя, таким образом, первый герцог Вестминстерский, в возрасте пятидесяти восьми лет, стал свояком собственной дочери… У Вендора же от двух браков было только две дочери и один наследник мужского пола, умерший в возрасте четырех лет от аппендицита. Найти женщину, которая помогла бы ему забыть эту смерть, это горе, стало одной из навязчивых идей Вендора.

Эта женщина должна была обладать одновременно качествами любовницы и жены, она должна была быть достаточно пылкой, чтобы победить его скуку, достаточно умной, чтобы прощать ему неверность, достаточно преданной и плодовитой, чтобы наградить его многочисленным потомством. Он ее так и не встретил. Существовала ли она? Те, что, казалось, подходили для этой роли больше всего, нагоняли на него смертельную тоску. Он бежал их. Те, на ком он женился — всякий раз искренне желая никогда больше не разводиться, — не дали ему детей. Поэтому он был женат четыре раза. Разочаровавшись во второй раз, он чувствовал себя уязвленным, и, говоря по правде, обкраденным. Ему предлагали только поддельное счастье. Этого оказалось достаточно, чтобы разочарованный и изумленный, как почетный гость, которому жизнь внезапно отказала в лучшем месте за столом, Вендор стал вести иной образ жизни, нежели было принято в его среде. Но если его поведение и противоречило британскому истэблишменту, то это никогда не касалось ведения дел, а только выбора друзей.

Эпизод «Шанель» располагается между второй и третьей женитьбой герцога.

Влечение, которое он испытывал к Габриэль, то, что он ее выбрал, — все это показывает реакцию человека, который был словно чужой своему времени. Он испытывал восхищение от того, что познакомился с женщиной, которой работа дала свободу и которая благодаря постоянному стремлению идти в ногу с жизнью так замечательно отождествлялась со своей эпохой.

II После «Голубого экспресса»

На берегах Сены погасли электрические гирлянды, и выставка декоративного искусства закрыла свои двери.