Возвести колоссальное строение, ощетинившееся башнями и башенками, решил в 1802 году один из предков Вендора после того, как снес элегантную усадьбу, построенную в XVII веке. Губительная инициатива, из поколения в поколение все более тяжким грузом давившая на финансы Гросвеноров. На огромном пространстве возвышались образчики всех архитектурных стилей, бывших в ходу между царствованиями Карла II и Георга III. Габриэль нашла себе ориентиры. Все галереи были сводчатыми. Была псевдоготическая галерея с тяжелыми мраморными пилястрами и мозаичным полом; была другая, менее суровая, с римскими бюстами, потом галерея с лошадьми, потом библиотека, где громоздились десять тысяч томов, наконец, парадная лестница, которую можно было узнать по огромному полотну Рубенса, украшавшему стены, а также по тому, что приходилось подниматься по ступеням между двумя рядами рыцарей в доспехах — двенадцать грозных фигур стояли в карауле, опустив забрала шлемов, — и, наконец, а точнее, прежде всего, была миссис Крокет, с ключами на поясе, радушная домоправительница, всегда готовая прийти на помощь потерявшимся гостям.
Итонхолл был непоправимо безобразен. Было испробовано все, чтобы сделать его фасады менее безвкусными. С 1802 по 1882 год Вестминстеры потратили целое состояние, разрушая и возводя отдельные части Итонхолла. До Вендора его дед понапрасну потратил шестьсот тысяч ливров, чтобы увенчать зубчатые башни покатыми крышами, но это ни к чему не привело. Тогда герцог решил, что если чего и недостает замку, так это статуи. Установленная в центре главного двора, большая и видимая от въезда, она несколько оживит Итонхолл. Было заказано гигантское изображение Хьюга-Волка. Но тут первый герцог Вестминстерский сообразил, что основатель его семьи был неисправимый греховодник. Это могло шокировать пуританку, старую толстую королеву, его приятельницу. Он решил изменить свой замысел и попросил скульптора переделать заказанную статую в святого Освальда. Увы, было слишком поздно… Мастер уже посадил сокола на руку безжалостного охотника, и, поскольку, согласно историческим данным, тот отличался тучностью, скульптор взгромоздил его на першерона. Что же дальше? Движимый все тем же стремлением оживить Итонхолл, первый герцог Вестминстерский решил прибегнуть к помощи музыки. Колокола — вот что было нужно. Он заказал их в Бельгии, ибо тамошний перезвон считался значительно превосходящим английский. Органист из собора Святого Павла специально был отправлен на литейный завод в Лувене, чтобы проверить все двадцать восемь колоколов и убедиться, что среди двадцати запрограммированных мелодий не забыт «Home, sweet home». Во времена Вендора именно под звуки этой мелодии приглашенные на уик-энд около полуночи расходились по своим апартаментам.
Оставался парк. Настоящее чудо. Вендор, в отчаянии от неисправимого уродства замка, не переставал приукрашать парк. Он осуществлял перемены со всей горячностью, на какую был способен, с юношеским энтузиазмом, как подросток, которому судьба не отказала ни в чем. И природа подчинилась его капризам. Он страстно любил бассейны геометрической формы и капризно извивающиеся ручейки. Каждый вид в парке сам по себе уже был картиной. Герцог возил Габриэль кататься на лодке по озеру и показывал ей обезьяний остров. На всю жизнь она сохранила волшебные воспоминания о мягкости английских газонов, изобилии цветов и замечательной компетентности садовников. Наряду с шотландским твидом, полосатыми жилетами, которые носили по утрам лакеи в Итонхолле, с темной формой моряков «Cutty Sark», курткой с золотыми пуговицами и беретом, надвинутым на брови, больше всего ее привлекло в Англии именно это.
И тут же новые впечатления стали доминирующими мотивами создаваемых ею моделей.
С 1926 по 1931 год мода Шанель была английской. Газеты писали, что никогда еще в ее коллекциях не видели столько курток «решительно мужского покроя», столько блуз и жилетов в широкую полоску, столько «спортивных» пальто, столько костюмов и моделей, предназначенных «для скачек». Габриэль переняла английскую привязанность к свитеру. Но она сумела пойти дальше, предложив носить с ним драгоценности, которые дамы из английского общества надели бы разве что с парадным туалетом. Так под ее влиянием Мися принимала гостей во время завтраков, одевшись в костюм из марокканского крепа и простой свитер — смесь, вызвавшая самое живое удивление у законодателей мод.
Удивление перешло в остолбенение, когда оказалось, что при этом на Мисе было «ее великолепное колье из бриллиантов в три нитки». Дело в том, что в 1926 году клиентки Шанель были охвачены стремлением к роскоши. Но к роскоши незаметной, не бросавшейся в глаза. До конца жизни Габриэль была убеждена, что единственная цель роскоши — сделать простоту примечательной.