Непостижимая Шанель

Члены этой семейной ветви долго будут дружны между собой.

Отец Габриэль Шанель покинет родительский очаг только для того, чтобы явиться в казарму и потребовать исправления ошибки, допущенной в свидетельстве о рождении, — ибо жребий выпал на ошибочно присвоенное ему имя Шарне. Он добьется решения суда от 21 января 1878 года, что впредь будет значиться под своим настоящим именем, Шанель, и, освободившись, вернется наконец домой.

Окончательно он расстанется с родителями только в двадцать восемь лет, чтобы жениться. Обстоятельства его брака странным образом напоминали женитьбу отца, но были несколько сложнее.

Он не образумится и с годами.

Альбер жил только для того, чтобы соблазнять, плодить детей, убегать и начинать все сначала.

Сестра Луиза, его добрый гений, вышла замуж только в двадцать четыре года. Жених, уроженец Понтея, был железнодорожным служащим. Будущий зять произвел на Шанелей, вечных странников, впечатление чиновника, могущего рассчитывать на твердую месячную зарплату — какое блаженство! — и, может быть, даже на продвижение по службе. Да к тому же разве он не был севенцем? Луиза вышла замуж удачно.

Суженый обосновался в Клермон-Ферране, пришлось ехать туда, в этот большой город, где в присутствии собравшейся семьи и всего Понтея и состоялась свадьба. Поэтому, дабы не уронить свое достоинство перед лицом будущего зятя, отец новобрачной в момент подписания брачного договора выдал себя за негоцианта. Все-таки это звучало лучше, чем бродячий торговец. Брат невесты, Альбер Шанель, вернувшийся в семью ради такого случая и бывший свидетелем сестры, поступил точно так же. Оба превратились в негоциантов… Только Анжелина, мать новобрачной, отказалась выдавать себя за ту, кем не была. С далеких времен ее собственного замужества она так и не научилась писать. К чему отрицать? Поэтому она не смогла поставить свою подпись.

«Сказала, что не умеет писать», — вновь отметил чиновник.

* * *

Несколько лет отделяют нас от рождения Габриэль Шанель.

Сколько неточностей в ее рассказах! Нельзя не упомянуть о ее умении пленять и увлекать тех, кто ее слушал. Она наблюдала за ними с довольством жестокого паука, подстерегающего жертву. Она могла презирать своих собеседников до глубины души. Они были слишком доверчивой, слишком легкой добычей… Правды Шанель не признавала.

Напрасно стали бы искать среди ее откровений признание в скромном происхождении. Крестьянка? Ни разу название деревушки, родины ее предков, не слетело с ее уст. То она выдавала себя и своих предков за уроженцев Оверни… каковыми они не являлись, то говорила, что она родом из Прованса, как отец… который провансальцем не был; то называла себя протестанткой — по бабке, которая ею никогда не была. Она придумывала себе легенду с отчаянным упорством. Женщина, о которой было известно все — ее друзья, состояние, связи, взгляды, вкусы, успехи, горести, поражения, — даже в конце жизни пыталась исказить истину о своем происхождении и в последний раз замести следы.

Как эта болтунья, любившая рассказывать о себе, ни разу не поддалась искушению и не призналась, какой была на самом деле жизнь ее деда и бабки, а затем и родителей, какую упорную борьбу пришлось им вести? Ни разу не захотелось ей погрузиться в прошлое родного края. По каким причинам Габриэль отреклась от них? С этого отступничества началось и все остальное… Она отрекалась от несправедливости, забвения, тяжкого неравенства, жертвой которого всегда были крестьяне… Отрекшись от всего этого, она отреклась и от их давнего стремления к лучшей доле.

Почему правде о своем происхождении она предпочла нагромождение банальностей, из которых хотела создать свою биографию? Неужели она всерьез верила, что из подобной безвкусицы родится ее легенда? Вспомнить о своей матери и опереться на это воспоминание, как на надежное плечо… Вспомнить о Жанне-упрямице, дочери портнихи и столяра, Жанне-сироте… Возможно ли, чтобы в памяти Габриэль никогда не было места для матери? А отец-жуир? Не лучше ли было представить его таким, каким он был, вместо того чтобы придумывать персонаж из плохого романа? Но Габриэль Шанель не хватало искренности Мориса Шевалье, который на вопрос «А ваш отец, мсье?» ответил: «Он был пьяница…» с тем же достоинством, как сказал бы «нотариус» или «стряпчий».

Лгать. Вот что будет постоянной заботой Габриэль Шанель. Лгать журналистам, задающим ей вопросы, лгать писателям, от которых она ждала, что они составят ее мемуары, лгать друзьям, которые ни о чем ее не спрашивали.

Мы увидим, какая травма была всему причиной, увидим, какие обманутые надежды заставили ее стыдиться своего происхождения. Разочарование в любви, неудовлетворенные амбиции, несбывшиеся мечты сделали ее отступницей.

VI Отец — искатель приключений

У Альбера Шанеля торговая жилка была развита куда сильнее, чем у его отца. Его устраивали жизнь бродячего торговца и ее превратности.