Непостоянные величины

— …согласно внешнему плану, — продолжал он, — смерть господина из Сан-Франциско абсурдна. Согласно внутренней логике рассказа, гибель закономерна. Бунин отмечает, что главный герой стремится распланировать всю жизнь. Вплоть до последнего часа, эпизод за эпизодом. Он привык побеждать и доверять негласным законам цивилизации. Такой жестокой и лицемерной, чудовищной и все же предсказуемой. Однако Бунин считает, что есть вещи мощнее несправедливой цивилизации. У них нет имени, их невозможно описать, ими нельзя пренебрегать…

Роман почувствовал, что ветер уносит его в выжженную степь досужих домыслов и бесприютной абстракции, и поспешил в пыльный и душный кабинет, в пространство вялотекущего времени.

Где-то на интуиции, где-то на скудном опыте, но Роман управился. Обсудили и столкновение цивилизации со стихией на различных уровнях текста, и социальный подтекст, и образ корабля. Коснулись даже сцены с шейной запонкой, с которой господин из Сан-Франциско мучился незадолго до смерти. Кимранова без подсказки верно определила ее функцию.

— …до предела ослабел, а все равно не нарушил распорядка, не пропустил обеда, — закончила ответ ученица.

Роман не обделил вниманием и наиболее молчаливых, подключая к беседе каждого. Невнятные ответы выдавали не читавших рассказ, однако Роман никого не обличал. Не сегодня.

— Гонг, — сказал он, когда прозвенел звонок.

Когда 11 «А» покинул кабинет и Роман остался с директором наедине, Марат Тулпарович пожал учителю руку.

— Работа идет, хорошо, — сказал директор. — Ученики не ленятся, к занятиям готовятся. Книги надо читать, книги надо любить, и вы эту мысль продвигаете. Несмотря на некоторые методические недочеты, диалог с классом налажен. Так держать!

Не конкретизируя, какие именно методические недочеты он обнаружил, Марат Тулпарович удалился по своим начальственным делам.

Окрыленный Роман без запинки провел два русских языка — в 6 «А» и 8 «Б». Шестиклашки с увлечением разбирали на морфемы непростые слова «передвигать» и «затененности», восьмой класс усердно разбирал простое предложение. Работа спорилась.

Перед заключительным уроком Роман пребывал в благодушном расположении духа. Молодому учителю было о чем предметно поговорить хоть с Макаренко, хоть с Ушинским. Министерству образования Республики Татарстан, или кто там главный, стоило задуматься о внеочередном присвоении высшей категории. Калужские дети не ленились, к занятиям готовились.

Не менее благодушное расположение духа отличало, судя по всему, и 8 «А». У половины на партах отсутствовали учебники; отпетый хулиган Хидиятуллин в полный голос рассказывал умеренно неприличные анекдоты; шкафоподобный толстяк Гаранкин, подперев кулаком подбородок, мечтательно созерцал заоконный пейзаж, точно позировал для фотографа.

При звонке все неохотно поднялись с мест, кроме Хидиятуллина. Это он на первом занятии хвастался, что у класса сменилось четыре учителя истории. Роман приблизился к Хидиятуллину.

 — Привет, Ранель. Поздороваться не желаешь?

Лицо Хидиятуллина расплылось в улыбке блаженного балбеса.

— Здрасьте.

— Где твой учебник? Тетрадь с ручкой? Почему не встаешь, когда звенит звонок?

— Устал.

Ранель словно прилип к стулу. Улыбка его делалась все дурашливее.

Осознав, что над ним издеваются, Роман закричал:

— Быстро поднялся и вытащил на стол учебник с тетрадью!

— Ого, как орет, — сказал Хидиятуллин, обращаясь к приятелю Аксенову, с усмешкой наблюдавшему за сценой.

Роман рывком схватил портфель Ранеля и широкими шагами двинулся в коридор. Шпаненок увязался за учителем.

— Отдай сюда! Отдай, я сказал!

Очутившись за дверью, Роман швырнул портфель на подоконник.

— На мои уроки ты больше не ходишь, ясно?

— И не буду, — пробурчал Хидиятуллин, просовывая руки через лямки. — Я пацанов позову.

— Ты мне угрожать собрался? — Роман впал в ярость. — Прибор не вырос мне угрожать!

Он следовал за шпаненком, который направлялся в конец коридора, к лестнице, постоянно оборачиваясь.

— Я пацанов позову, — огрызнулся Хидиятуллин через плечо.

— У тебя язык отвалится от извинений! — кричал Роман на весь коридор.

По окончании урока Энже Ахатовна заверила обескураженного учителя, что проведет воспитательную беседу с классом, и рекомендовала писать докладную на Ранеля.

Сочувственно кивая, Марат Тулпарович выслушал Романа. На просьбу освободить Аделя от русского и литературы до конца года директор ответил отказом, вместо этого пообещав назавтра утром поговорить с Хидиятуллиным и заставить того принести извинения.

— Войдите в положение, Роман Павлович. У человека тяжелая ситуация в семье. На глазах убили отца, мать толком не следит за детьми.

Роман долго осмыслял, каково это: преподавать Фонвизина и роль второстепенных членов в предложении озлобленному подростку, на глазах у которого убили отца. Не осмыслил.