Непостоянные величины

Саднило горло, письмо К. не писалось. Что более существенно — рушился замысел, ради которого затевалась вся эта эпопея. Детей не интересовали, по большому счету, ни свобода, ни справедливость, ни избавление от конформизма. Они твердо верили, что умнее мамы и папы, а тем паче и бабушки с дедушкой, что прогрессивнее и практичнее их, что деление столбиком унижает при наличии калькулятора, а перепихон в машине или на кухне — верх раскрепощенности и предел удовольствия. Те, кто сильнее, без раскачки наводили свои порядки везде, где только можно, и кормились чужим восхищением. Самые наглые — и страхом вдобавок. Те, кто слабее, мучились от накопленных обид и искали отдушину в виртуальном пространстве, огнем и мечом очищая от злодеев вымышленные миры и добиваясь воображаемого признания. Эдакий нестройный отряд Уолтеров Митти, но с хромой фантазией и стерилизованными мечтами.

Навязанная — разношерстным окружением, стечением обстоятельств, новостным потоком, раскрученными фильмами, рекламой с экранов и билбордов — логика рано или поздно приведет каждого ученика к заключению, которое предстанет как неисправимо горькая мудрость — нехитрая, зато окончательная. Не прочитав и строчки из Гоббса, дети вырастут и придут к выводу, что они зажаты в тиски. По одну сторону — спятивший от избытка власти и мании все держать под контролем старик-государство с крючковатыми пальцами, все еще могучий и гарантирующий какую-никакую безопасность. По другую сторону — разнузданность, алчность и полное отсутствие совести, воплотившиеся в делягах, менялах и прочих воротилах разного пошиба, несильно стесненных писаным законом. Выбраться из тисков невозможно — заявит едва ли не любой из этих детей, когда вырастет. Будь ты воспитательницей из младшей группы, дамочкой с мартини, попом в рясе, волейболистом, штукатуром или бродягой на нарах, ты разделишь эту логику, если позволишь себе принять ее правила и преломить хлеб с теми, кто считает, что человек человеку волк.

Неужели Роман возомнил, будто сумеет убедить учеников, что жизнь может быть иной — без Левиафана? Что человек вовсе не велик, как уверяют некоторые писатели, но и демонизировать его — поспешный ход?

Что парадоксально: сложные вещи иногда объяснить проще, чем очевидные. Казалось, ученикам легче растолковать, что такое феноменология духа или эпистема у Фуко, чем внушить представление, что учеба не столь плохая штука и каждый имеет право требовать справедливости.

Как ни тривиально, остается засучить рукава и трудиться. Или сбежать из школы через неделю. Извините, мол, переоценил себя.

Мысленно засучив несуществующие рукава на желтой футболке, Роман наварил перловки на вторник и среду. В школьной столовой молодой специалист не был замечен главным образом потому, что носил еду в контейнере и чай в термосе и обедал после уроков в кабинете.

Ночь перед очередным будничным испытанием выдалась беспокойной. Через стенку назойливо тянуло табаком, точно соседи думали думы, смоля сигарету за сигаретой. Бессчетное количество раз перевернутая подушка разогрелась до последнего квадратного сантиметра. Чтобы заглушить стук сердца и молоточки в висках, Роман в темноте босиком прошагал сорок четыре круга по комнате — по двадцать два в обе стороны — и снова лег. В постели молоточки настигли.

Гордыня и гнев

— Здравствуйте, Роман Павлович! Вы не будете возражать, если я поприсутствую на вашем уроке?

Нагрянувший на четвертый этаж Марат Тулпарович с толстой белой папкой под мышкой переступил порог кабинета русского языка и выбрал место в последнем ряду. Предстоял разбор «Господина из Сан-Франциско» в 11 «А», до звонка оставалось пять минут. С началом недели, дорогая инспекция.

Ученики, все в милицейской форме, переглядывались и шептались, смущенные директорским надзором. Трели звонка подняли их из-за парт. Роман решил не ломать привычную схему урока. Согласно ей, перед совместным обсуждением текста в одиннадцатом классе каждый по очереди высказывал собственное впечатление.

— Мне рассказ понравился больше, чем «Антоновские яблоки». Тут есть сюжет, а там его нет. На первой странице мне показалось, что дальше будут приключения…

— Мне рассказ не очень понравился. Я все ждала, что с героем случится что-то важное, а он умер неизвестно почему. Его даже не жалко. Вот смерть Оли из «Легкого дыхания» была трагичной…

— Мне текст понравился…

Марат Тулпарович словно бы целиком погрузился в документы из белой папки и не слушал.

Когда ученики отстрелялись, слово взял Роман.

— Скажу вещь, какую учителю говорить не положено. Статус не позволяет. Тем не менее буду с вами откровенным. Я бы солгал, если бы заявил, будто чтение Бунина приносит мне удовольствие.

Все в классе подобрались, даже Марат Тулпарович поднял голову.