Непостоянные величины

Хапаева заявилась после уроков, когда школа стремительно опустела. Прежде чем поинтересоваться, впечатлился ли педагог выстраданными мыслями, ученица притворила за собой дверь.

Роман постарался быть деликатным. Начал с того, что существует множество точек зрения на мир и религия лишь одна из них. Сказал, что у любого подхода есть пробелы и ограничения: у научного, у философского и у религиозного, само собой. Хоть ученые и мыслители выказывают порой нетерпимость, с верующими и уж тем паче со священнослужителями в бесцеремонности им не сравниться. Мягко отведя в сторону вопросы о личных воззрениях, Роман продемонстрировал Хапаевой фрагменты из брошюры, где нелогичность и категоричность религиозных суждений проявлялись во всей наготе. Какие бы противоречия ни таились в Новом Завете, в нем не ощущалось и тени той натянутости и изворотливости, что выпирали из брошюрки от Свидетелей.

Роман никогда бы раньше не подумал, что будет приводить в пример Новый Завет.

— В падающем самолете атеистов нет, — сказала Хапаева.

— И что это доказывает?

— Что обреченные чувствуют приближение Бога.

— А по-моему, что человеку свойственно надеяться даже в безвыходных ситуациях.

Контрдоводов у ученицы не нашлось.

— Вам надо составить более полную картину о вере, — сказала она. — Приглашаю вас посетить наше собрание. По воскресеньям мы разбираем Библию. Каждый имеет право выступить. Вы тоже можете высказать мнение, какой смысл заложен в тех или иных строках.

— Благодарю покорно, но нет.

Хапаева вроде как восприняла отказ с пониманием и откланялась.

А на «Мастере и Маргарите» спровоцировала Романа на религиозный диспут. При всем классе.

Все началось с невинного учительского разъяснения тонкостей советской литературы и значимости богоборческих мотивов в период ее становления. Это соприкасалось с тематикой дипломной работы Романа, поэтому он из ностальгических побуждений поделился некоторыми накопленными за годы студенчества сведениями с 11 «А».

Хапаева расценила это как симпатию к Берлиозу и атеистам и поведала много лет гуляющую по социальным сетям притчу о Боге и парикмахере. Притча повествовала о парикмахере, который разуверился во Всевышнем и задался вопросом, почему на свете столько болезней и несчастий и куда Он смотрит. В ответ смышленый клиент молвил, что разочаровался в парикмахерах, потому что кругом полно нестриженых и нечесаных.

Роман разразился тирадой. Парикмахер, в отличие от Бога, не плодил тех существ, чья прическа не соответствует приличиям, и с ними никаким боком не связан, поэтому не ответствен за них. Творца же, говоря по справедливости, давно пора судить за бездарное шефство над авантюрным проектом, потому что ситуация вышла из-под контроля уже тысячелетия назад, а Его уполномоченные представители, начиная от Ноя и других допотопных патриархов и заканчивая Мухаммедом, только дали повод приумножить лицемерие на планете.

После уроков Романа пригласил к себе Марат Тулпарович.

— На вас поступила жалоба, что вы пропагандировали атеизм на уроке, — сказал директор. — Это правда?

Дело пахло жареным. Приближался второй штраф.

— Клевета! — заявил Роман. — Мы разбирали «Мастера и Маргариту». Там есть персонажи-атеисты.

— Берлиоза имеете в виду?

Роман аж подскочил, будто Марат Тулпарович предложил ему помощь в борьбе с мракобесием.

— Именно. Помните их диалог с Бездомным в начале? Мы анализировали эпизод. Я растолковал, что это рядовая ситуация для советской литературы. Хапаева заподозрила во мне атеиста и стала горячо возражать. Она затеяла спор.

Роман почувствовал, что его тон смахивает на интонацию объяснительной записки.

— Впредь держите себя в руках, — посоветовал директор. — И будьте осторожны с антирелигиозными высказываниями. У нас все-таки не СССР.

— Конечно, не СССР. Хапаева, вон, брошюры в школе распространяет. Раньше бы ей не позволили.

— Что? — воскликнул Марат Тулпарович. — Опять? Я с этим разберусь. Вы свободны, Роман Павлович.

Роман чуть ли не вприпрыжку мчался к кабинету.

Калуга

Ближе к весенним каникулам на Романа свалилась очередная обязаловка. Директор на совещании поручил учителям обход микрорайона. Полагалось стучать в двери, вежливо представляться и спрашивать, нет ли в семье детей до восемнадцати лет. Все дети подлежали учету: требовалось записать их полное имя, адрес, дату рождения, номер школы или детского сада и национальность. Марат Тулпарович напомнил, что по Конституции каждый обязан получить основное общее образование. Если на территории, подведомственной кому-нибудь из педагогов, в будущем обнаруживался ребенок восьми лет или старше, не прикрепленный ни к какой школе, то виноватым оказывался именно педагог.

— Марат Тулпарович, почему РОНО это на учителей вешает? — выразила недовольство Лилия Ринатовна. — Эффективнее и проще прийти в поликлинику и запросить данные у них. Или у милиции.

— Вы который год это твердите, Лилия Ринатовна. РОНО доверяет эту задачу вам, и справляться с ней должны вы.