Непостоянные величины

Плечо с Богородицей привиделось в кошмаре. Роман не мог взять в толк, как вера в Бога сочетается с бандитским образом жизни, и для ответа обратился к Новому Завету. И ужаснулся. Мир, изображенный в Священном Писании, выстраивался в пирамиду с беспринципным чудовищем на вершине. Если Бог и нуждался в чем-то, то в покорности и раболепии, первым делом карая не насильников и воров, а тех, кто колебался или отрекался. Сын Божий, посланный Отцом на верную погибель, бесцеремонно вторгался в жизнь простого люда, дышащего так, как ему дозволяли прокураторы и императоры, и огульно обвинял его в бесчестии. В речи Иисуса проскальзывала нетерпимость, свойственная и Сане. «Почему вы не понимаете речи Моей?» — утверждал Христос и обьявлял слушавших детьми дьявола.

Больше всего Роману не давали покоя две детали. Во-первых, Иисус заставлял своих последователей отказаться от семьи, говоря: «Враги человеку — домашние его». Блатные, строго исполнявшие воровской закон, также покидали родителей и не обременяли себя женой и детьми. Во-вторых, Иисус, будучи сыном плотника, нигде не работал, уводил за собой рыбаков и кормился подаяниями, за счет трудяг, которых сам же и обличал. Блатные тоже не работали и с пренебрежением относились к мужикам-пролетариям, заведомо считая их существами второго сорта. Бесспорно, нельзя не учесть, что Христос проявил невероятное мужество и пожертвовал собой ради этих трудяг. Но их жизнь не улучшилась от этой жертвы. И мир, основанный на подчинении и господстве, не преобразился.

И Христос, и воры целенаправленно ставили себя в положение притесняемых и оттого проникались чувством превосходства над притеснителями.

И никто из православного духовенства не брал на себя ответственность публично порицать блатных за христианские наколки, будто священники не находили ничего предосудительного в том, что их символику заимствуют воры и насильники.

Папа Романа любил шахматы, болел за «Локомотив» и снимал на пленочный фотоаппарат. Мама вырезала из газет статейки с кулинарными рецептами и со средствами от артрита. Все эти увлечения смахивали на мещанские радости, однако Роман горячо возразил бы против такого толкования. Родители приносили пользу людям. Папа разрабатывал оптическую электронику, а мама контролировала свежесть продуктов в сети супермаркетов. Обоих высоко ценили на службе за их порядочность и профессионализм. Не каждому нести свет и ворочать горы.

Роман вообразил, как к нему в квартиру вторгается с нравоучениями пророк и возводит напраслину на его семью: обвиняет в сделке с дьяволом, упрекает в нечестивости, вносит раздор между домашними. И при этом якобы учит любви и милосердию.

Студент учел ошибки предыдущих летних каникул и через год сбежал в Санкт-Петербург на целый июль, сняв койку в хостеле на Восстания. Днем Роман работал над копирайтерскими заказами, а вечерами блуждал по питерским улицам, не следя за указателями и табличками. Улицы производили впечатление уютных.

По возвращении Москва и в особенности Шаболовка предстали иными, словно перерожденными. Роман с почтением заглядывался на неприметные дома и вывески и припоминал названия, от которых отвык. Сердце замирало при виде родной улицы, зеленой и тихой, точно предназначенной для безмятежного существования.

Если бы не темный сосед с плотоядными повадками, то можно было бы сказать, что Роман доволен тем, как у него складывается. Чтобы преодолеть волнение, он увеличил вес на гантелях, подписался на ряд научно-популярных блогов и стал активнее перемещаться по городу. Больше всего влекли Коломенский парк и Лосиный остров.

А затем приключилась Кира, и тогда стало не до парков, блогов, гантелей и Сани.

Роман влюблялся и прежде. Если не считать мимолетных школьных глупостей, то единожды. В девушку с редким именем Берта, веснушчатую блондинку с потоковых лекций. Проведя достойное для дилетанта интернет-расследование, Роман определил, что она из Владивостока и что у нее не самая выразительная фамилия «Селедцова». Судя по репостам, Берта ценила Шенберга, Кейджа, французское кино и дизайнерскую одежду от малоизвестных брендов. Как застенчивый гуманитарий, Роман предпочел обозначить интерес к загадочной Берте через послание в интернете.

Нордическая красавица уверяла, что Еврипид не прижился бы на филфаке ни как студент, ни как преподаватель, что московское метро перемалывает человеческие души в песок и что в Москве больше разных звуков, чем во Владивостоке.

На их единственное свидание Роман явился один и в тот вечер поклялся впредь и шагу не ступать на фестивали короткометражек. Москвич грешным делом заподозрил, что провинциалка с высокими запросами держит его в уме в качестве запасного варианта, и три месяца ходил нервный и не общался с Бертой. А в мае она сказала, что отчисляется, потому что город слишком шумный и кипучий. Роман помог ей довезти багаж до вокзала. Там, на перроне, в первый и в последний раз по лицу девушки скользнула теплота. На прощание Берта поцеловала Романа в лоб.