Непостоянные величины

Впервые за время их знакомства Кира прослезилась, и Роман неловко обнял ее.

— У меня нет пропеллера, и я не живу на крыше. Но я готов сойти за твоего  друга, — произнес, преодолевая смущение, Роман. — Что скажешь?

Кира залила его плечо слезами.

Поражало, как уживаются в ней сентиментальность и резкость, простодушие и искушенность. Она с обожанием отзывалась о родителях: о чуткой маме, преподававшей историю в гимназии, и о папе-программисте, замкнутом интеллектуале, который из-за занятости мог неделями не интересоваться, как у дочери дела, а затем без предупреждения отвести ее в кино и устроить праздничный ужин. Они регулярно бранились по пустякам вроде неверно истолкованной интонации или десятиминутного опоздания, и Роман удивлялся, как быстро он втягивается в спор и как долго остывает.

Примирялись они шумно и делали философские выводы.

— Как это сложно — быть бабой, — изрекала Кира.

— Как это сложно — быть, — выводил Роман.

Кира регулярно жаловалась — на педантичных преподавателей, на спешку в метро, на косые взгляды незнакомцев, на цены в «Милавице». У Киры постоянно болел живот, и Роман гладил его, отвлекая внимание девушки историями из жизни писателей и поэтов.

— Правда, что Некрасов любил карты?

— Истинно так. Даже свою жену, Авдотью, он выиграл у Ивана Панаева, вместе с которым руководил «Современником».

— Врешь.

— Ни капли.

— Как низко! Все вы на такое способны!

— Ну-ну, Кира. Во-первых, не все. А во-вторых, про Панаева я сочинил.

— Вот, значит, как!

Роман находил, что прием отвлечения заметно действеннее, чем многословные утешения. Кира забывала о боли и переживаниях, погружаясь в диалог. Единственный минус метода состоял в том, что с каждым разом количество историй о литераторах сокращалось.

При малейшем недомогании Кира подозревала, что к ней подкралась смертельная болезнь.

— У меня злокачественная опухоль, — говорила она. — Это рак.

Поначалу Роман списывал это на специфический юмор, но смущала более чем серьезная интонация.

— Рак чего? — полюбопытствовал Роман, когда до него дошло, что Кира не шутит.

— Рак всего.

— Разве так бывает?

— Бывает.

— Да ты просто ипохондрик.

— Кто-кто?

— Ипохондрик. Человек, которому мнится, будто его одолевают жуткие недуги. То рак, то сердечная недостаточность, то психические расстройства.

— Никакой я не ипохондрик! Ты недооцениваешь угрозы!

— Любой ипохондрик утверждает то же самое.

Они вновь спорили до хрипоты и вновь горячо раскаивались. Роман накупал Кире полный пакет еды, чтобы она готовила в общаге: рис, гречку, фунчозу, консервированную фасоль. В конце концов, при всех стычках и взаимных уколах Кира продолжала держаться вне всякого формата и не помещалась в скучную обыденность.

Роман время от времени писал Кире послания на тетрадных листах и передавал при встрече. Послания должны были соответствовать двум критериям: а) искренность; б) отсутствие слов «любить», «красивая», «хорошая», «умная», «девушка» и производных от них. Никаких прямых высказываний. В ответ благодарная Кира приоткрывала блокнот со своими стихами.

В октябре она остудила эпистолярный пыл Романа, заявив, будто у него дурацкий почерк.

— Буквы ровные и не сливаются, — оправдался Роман. — Главное, что понятно и легко читается.

— Дурацкий.

Через день Кира поделилась очередным четверостишием.

Кричи, не кричи,

Дыши, не дыши —

Все одно,

Как «жи-ши».

— Странное сочинение, — вынес вердикт Роман.

— В смысле?

— Я не знаю, как его определить. Не графомания, но не впечатляет.

— Не впечатляет, значит?

— Кира, я тебя не критикую. Это стихотворение туманное и обманчиво многослойное. Как будто автор старается показаться загадочным.

— Кому, интересно, он «старается показаться»? Не подумал, что я никому, кроме тебя, текст не открывала?

Кира захлопнула блокнот и спрятала в портфель.

Иногда она выражала сожаление, что они не живут вместе.

— Иначе любую ссору мы гасили бы сексом, — объясняла Кира, как бывалая семейная женщина.

Раза два в месяц Роман увозил Киру к Юре Седову, который на время выпускного курса вдруг решил посвятить себя учебе и перестал приглашать девушек домой. В ноябре Роман впервые привел Киру к себе. С этим шагом он затягивал не из-за родителей, которых уже на второй день, отмеченный катанием на лодке под луной, порадовал известием, что взаимно влюбился. Железный родительский график гарантировал, что с восьми до пяти они с Кирой могли вытворять дома что угодно.

Удерживал страх перед Саней.

В октябре они столкнулись после долгого перерыва. Роман, не поздоровавшись, заторопился вниз по лестнице. Урка прогнусавил вслед:

 — Даже руки не подашь? Смотри, гордым быть плохо. Жизнь накажет.

Кира оставалась в неведении насчет Сани и не понимала, почему Роман не зовет ее к себе. На это филолог отвечал, что рабочее расписание позволяет отцу возвращаться в самый неожиданный момент. Кира вынужденно соглашалась с доводом и добавляла, что пока стесняется знакомиться с мамой и папой Романа.

— Знакомство с родителями — это почти свадьба, — говорила она. — Это настолько ответственно, ты не представляешь.