Непостоянные величины

Отношение к сексу различало их. Кира хотела его так же сильно, как и боялась забеременеть. Она распознавала фаллические символы в Главном здании МГУ, в высотках «Москвы-Сити», в Шуховской телебашне. Вместе с тем Кира нервно высчитывала дни до месячных и впадала в панику при малейшей задержке. Взбудораженный Роман покупал ей тест, чтобы успокоить и ее, и себя. Сам он подозревал, что и вправду асексуален. Если раньше секс в списке интересов занимал место где-то между парусным спортом и болгарским кинематографом, то теперь переместился на двадцатые-тридцатые позиции, превратившись в обязанность. От Романа требовалось время от времени заводить Киру и доставлять ей удовольствие, при этом контролируя каждый свой импульс и каждое движение, чтобы не наделать глупостей. Наградой было удовлетворение от факта, что Роман принес радость самому близкому человеку.

В первый же раз, когда Роман рискнул пригласить Киру на Шаболовку, порвался презерватив. Сверхпрочный, согласно информации на упаковке. Роман никогда прежде не видел Киру в таком бешенстве.

— Ты что творишь? — кричала она. — Совсем отмороженный?

— Я, что ли, на рынок такое дерьмо выпускал? — огрызался Роман.

— А ты, значит, ни при чем? Типа все из-за куска резинки?

— Когда я это говорил?

— Сейчас! Будь наконец мужиком, возьми ответственность на себя!

Убивало, что за полчаса до перепалки Кира искренне восхищалась, какая у них уютная квартира и какой славный у Романа книжный шкаф.

— Первый блин комом, — съязвила Кира уже на улице. — Будем рассказывать нашему ребенку, что он появился случайно.

— Подожди.

— Что наш папа облажался.

— Кира! Послушай меня, ладно? Давай купим тебе таблетку для контрацепции.

— Сам пей свои таблетки!

Все-таки удалось уговорить Киру при условии, что Роман возьмет самое безопасное из средств. Через два дня Кира уехала в Марий Эл на выходные и привезла Роману черничное варенье и соленые грузди. Через неделю у нее начались месячные.

— Наверное, я была невыносима в тот момент. — Кира вспоминала историю с презервативом. — Ты накосячил, но я тоже хороша. Как с цепи сорвалась. Прости меня, пожалуйста.

Ближе к зиме ее ипохондрия разрослась. Обнаружилось, что ему все труднее избегать конфликтов, рождавшихся из мелочей, и изобретать средства, чтобы отвлечь Киру от переживаний. Она укоряла Романа в невнимательности, он винил Киру  в том же.

— Не надо все усложнять, — говорила она.

— Не надо все упрощать.

Кира беспрестанно атаковала жалобами и подколами. В отместку Роман однажды отослал ей короткое сообщение, будто проведет вечер с Бертой, прилетевшей из Владивостока на фестиваль. Кира три с половиной часа пыталась связаться с Романом, который исчез со всех радаров, нарочно выключив телефон. Дозвонившись, она рыдала.

— Почему ты меня убиваешь? — надрывалась она. — Почему?

Романа трясло от мысли, до какой степени они инфантильны и с каким азартом они разрушают все самое теплое и доброе, что образовалось между ними. Они точно негласно условились, будто сблизились настолько, что имеют право причинять друг другу боль — буднично, ненароком, как бы между строк. Колкость и грубость пробуждались в Кире, когда она чувствовала малейшее посягательство на свое «я». В иное время, будучи светлой натурой, она угощала выпечкой бомжей и бездомных собак, чутко реагировала на несправедливость и восторгалась мелочами.

Перемирие установилось под конец декабря. На исходе зачетной сессии Роман свалился с ангиной. Кира, побросав дела, приехала к нему и поила с ложечки имбирным чаем с лимоном.

Из-за жара больной наблюдал комнату словно из целлофанового пакета. Всякое движение давалось с трудом, отчего мнилось, что любое действие, совершенное Кирой, тоже заключает в себе титанические усилия. Когда она перебирала пальцами его волосы, Роман поражался ее стойкости

Роман приподнялся.

— Если я внезапно завершусь, — произнес он, — то умоляю об одном. Не создавай посмертный ролик.

— Ты чего, Рома?

— Я видел, какими они бывают. Они все одинаковые. В коллаж собираются фото с улыбками. На видеоряд накладывается сопливая музыка. Еще на экране всплывают омерзительные банальности. О том, каким прекрасным был покойник при жизни и как его теперь не хватает.

Роман зашелся в приступе кашля и опустил голову на подушку.

— Никаких роликов, слышишь меня? Иначе превращусь в призрака. Как Акакий Акакиевич. И буду мстить.

— Слышу-слышу, — заверила Кира. — А о моей судьбе никто не узнает.

— Почему?

— Когда врач объявит, что у меня рак, я возьму билет и улечу на Алтай. В горы. Там меня никто не найдет. Там я сольюсь со стихией. Это и есть настоящая свобода.

Роман промолчал. Поступить нелинейно и объявить добровольную изоляцию против всех приличий — это в стиле Киры. Правда, у нее вряд ли хватит духа. Это ведь не просто красивая идея о единстве с природой и срастании с ландшафтом, а отречение от всего — от надежд, от привычек, от себя. Впрочем, Кира — ипохондрик, и придется ей караулить роковые вести от доктора годиков шестьдесят, а то и семьдесят.