Неповиновение

– Мне уже ничем не помочь. Я вот-вот умру. Но не беспокойся, зато мне не придётся лицезреть весь этот ужас, – Борис Митрофанович улыбнулся кровавой улыбкой и закашлялся, потом поднялся на локоть, Егор пытался его остановить, но тот лишь отмахнулся, – ты всё задавался вопросами: почему я с этой гадюкой, – он головой показал на Анастасию Охотову, та побелела от сказанных слов, – почему, если всё, что ей нужно это лишь моё состояние и бизнес, я женился на ней? Тебе казалось, что я потерял хватку, или она промыла мне мозги как-то по-особенному. Но, нет, сын мой. Всё в разы прозаичнее. Я люблю эту женщину. Даже несмотря на то, что она отравляет мою жизнь ежедневно. Я старый, умирающий человек, мне всё равно осталось немного, было приятно наблюдать за вашими подлянками над друг другом, как Настя грызётся за моё состояние, а ты за мою и свою честь. За это я скажу вам двоим спасибо. Но урок тебе будет другим. Он куда более важен, чем всё то, что происходит здесь, и он отнюдь не теряет свою актуальность, даже тут на глубине. Есть вещь, о которой я уже порядочно давно думаю, – он вновь закашлялся, – вещь, которая помогла мне построить бизнес-империю, не потерять рассудок и воспитать в тебе, как мне думается, честного, умного и хорошего человека. И имя ей: исключительная личная выгода, – Егор непонимающе, может быть, даже разочарованно, посмотрел на своего отца, – ненужно думать будто бы эта женщина, которую я полюбил, получит от меня больше, чем я уже отдал, она не получит моё детище, его получишь ты. Но не спеши радоваться, я хотел бы прежде всего показать, что даже здесь на дне желание людей в исключительной личной выгоде всегда будет главенствовать над здравым смыслом. Что такие люди, которые и родного неродившегося сына станут эксплуатировать не смогут добиться высот, пока не научатся чем-то жертвовать, помогать и сострадать. Берегись тех, кто преследует лишь личную выгоду, они пойдут на всё ради себя, а подобное очень страшно, будь милосерден и справедлив, но не давай людям использовать себя. Вот какой урок я хотел тебе дать. – он прищурился, кажется в этот момент, Борис Митрофанович перестал видеть и, повиснув на руках сына, скончался.

Повисло молчание. Анастасия Охотова, сидевшая на полу, всё ещё держала руку мужа и была сама не своя. Егор от ярости и больше от отчаяния ударил кулаком о пол подлодки, отчего та немного пошатнулась, слёзы стояли в его глазах. Отец, хоть и приёмный, имел для него большое значение: он воспитал его непокорный нрав, был строг, не давал денег вовсе, отчего Егору, желавшему иметь последние вещи именитых брендов, пришлось идти работать, кем попало, однако по итогу, когда сумма была скоплена Егор вдруг осознал, что ему вовсе не нужны дорогие вещи, когда есть такие же, но дешёвые, он познакомился со многими людьми, прочитал много книг, которые сначала принудительно, а уже потом самостоятельно проглатывались им; имея осознанность и совесть он не пошёл просить отца помочь даже тогда, когда у него были финансовые проблемы, предпочтя решить всё самостоятельно, Егор, вопреки обычной системе, не стал имеющим, воспитание помогло ему постепенно становится приобретённым, чему был невероятно горд Борис Митрофанович. Теперь же, многое осознав, Егору не хотелось ни мстить, ни вредить кому-либо, ему хотелось, как можно скорее выйти из «чистилища» и, отбросив предрассудки, стать новым человеком.

Внезапно свет погас. Этим кто-то воспользовался, послышался стук чьих-то ног, кто-то свалился на пол, и, когда включилось аварийное освещение, Николай Кровьёв был уже мёртв. Люся Изменова перерезала тому горло ножом, торчащем в его рёбрах, теперь у неё руках был окровавленный, скользкий кольт, она наставила оружие на Александра Владимировича.

– Думали, что сможете так просто убить меня следующей, да? Нет, не позволю. Вы все умрёте, ради меня, и вы, – она показала кольтом на Александра Владимировича, – будете первым.

– Что ж, – спокойно восприняв угрозу, сказал Александр Владимирович, – раз так, то позволь мне сначала поговорить с моей дочерью, напоследок.

– Дай ему это сделать, – уверенно, гораздо увереннее, чем себя ощущала Люся Изменова, сказал Егор, потому всё что ей оставалось это кивнуть под его давлением.

Александр Владимирович Апатов сел на корточки перед своей дочерью, посмотрев той прямо в глаза, Нина вся дрожала и едва ли понимала, о чём он хочет с ней поговорить.