Неповиновение

Становилось всё жарче, а воздух с каждой минутой всё тяжелее. Наконец, Нина сняла с себя блузку с длинными руками и тут же быстро накинула её на своими изрезанные руки, которых она стыдилась, не хотя их показывать кому-либо, ровно по той же причине ей не хотелось оставлять спину открытой, потому как если бы кто-то, скажем, постучал бы её по спине, то тут же, для ужаса Нины, ощутил бы всю ту степень саморазрушения, на который она пошла, и за который её могли линчевать и смотреть с неким отвратительным интересом, сравнивая свою судьбу и Нинину, что доставляло страшную боль, ей вовсе не хотелось, чтобы её как-то жалели или относились как-то по-особенному, она лишь желала отменить, то раковое, необдуманное решение, желала, чтобы всё было как прежде, чтобы она могла не выделяться, не быть особенной, смогла зайти в толпу и раствориться в ней, чтобы её не водили по врачам и не приставляли психологов, чтобы её юность была такой же, как у всех, однако теперь эти шрамы останутся с ней на всю жизнь, будут вновь и вновь напоминать о совершённой ошибке и будут раз за разом бить по её самооценке и самолюбию, из-за чего, как ей казалось, она навсегда закроется в себе и не сможет выйти из того апатичного состояния, в котором время от времени пребывает. Никто не заметил её маленького, но столь значимого для неё действия, люди в целом старались не обращать внимание на её проблемы, потаённую неуверенность в себе, ведя себя с ней, как прежде, но всячески негласно напоминая о совершённой ошибке. Нина уставилась в пол, пытаясь сдержать слёзы, Люся в то же время, видя это, всё спрашивала её о разных вещах, интересуясь всё ли с ней хорошо, привлекая тем самым лишь больше ненужного внимания окружающих, подруга, как и всё окружение, не понимали, когда Нину стоит оставить одну, чтобы она могла самостоятельно справиться со своими проблемами, обиженная на себя и на мир, не стала говорить об этом, ведь подобное могло лишь больше заставить её проявить слабость и заплакать, а окружающих сильнее заставить поверить в необходимость помощи и поддержки.

– И где спасатели? – топнула ножкой Анастасия Охотова. – Что-то больно долго их нет.

Александр Апатов и Николай Кровьёв замолчали.

– Скоро будут, – уверил Пётр Корыстнов, – через час, максимум два.

– Мне показалось, или вы это говорили ещё час назад? – захлопнув книгу, спросил Борис Охотов, – я солидарен с моей супругой, спасателей всё нет и нет, связаться с юношей вы не можете, становится всё жарче, мы спускаемся всё ниже, воздух, по ощущениям, всё хуже и хуже, – он встал со своего места, – потому, позвольте, задать вам вопрос: мы здесь совершенно одни, ведь так? – все встрепенулись, Александр Апатов и Николай Кровьёв перегнулись, Пётр Корыстнов вздрогнул, пытался подобрать слова, но от страха не мог, – а раз так, то почему вы бездействуете? Почему молчите? Почему скрываете от нас правду?

– Отец, я уверен всему есть логическое объяснение, – ответил вместо пилота Егор.

– Молчи, ты слишком добр к тому, кто толкает тебя на смерть, – быстро и не слишком задумываясь над своими словами сказал Борис Охотов, медленно подходя к пилоту, за ним последовали Николай Кровьёв и Александр Апатов.

– Да что вы делаете? – заверещал Пётр Корыстнов, закрывая руками лицо, будто бы его вот-вот ударят, – ситуация из ряда вон, я думаю это все заметили, нас не держат тросы, наше спасение прибудет совсем скоро.

– Если бы нас кто-то хотел спасти, он бы уже объявился, – спокойно сказал Александр Апатов, – расскажите то, что не знаем мы. Опишите всю картину.

– Тогда не подходите ко мне! Я всё расскажу! – трио остановилось стоять там, где стояло, до пилота оставалось не больше двух-трёх шагов, Пётр Корыстнов забился в угол, прижимаясь к стене так, будто бы это сделает его незаметнее для остальных, однако теперь все за ним наблюдали, – мы, как я уже говорил, лишились связи, Яше автоматика должна была сразу отправить сообщение о потере связи, следовательно по протоколу он должен отправить за нами спасательную группу. Я сам не понимаю, что происходит. Яша точно стоит наверху, я вас уверяю, он бы не бросил пост ни при каких обстоятельствах. Вероятно сейчас, группа уже на подходе.

– Не пудри нам мозги, говори о чём вы с ним говорили перед отправкой? – грозно спросил Александр Апатов.

– Рабочие вопросы, не больше, – уверял Пётр Корыстнов, никто, кажется, теперь ему не верил, – мы говорили о том, что это последний наш спуск, не более.

– Последний значит? – поднял бровь Александр Апатов.

– Я не это имел ввиду, – оправдывался он, – в этом году последний, это всё о чём мы говорили.

– Что ж, ясно, поэтому Яша выглядел так напряжённо перед нашим спуском? – предвзято спросил Борис Охотов.

– Вы же не думаете, что мы это подстроили? – ошарашенно спросил Пётр Корыстнов, – как такое вообще можно подстроить?

– Мы пока не в чём вас не обвиняем, – прищуриваясь сказал Борис Охотов, возобновляя движение в сторону пилота, – нам просто интересно узнать правду.