Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

«Буду краток, — сказал Петр Гермогенович. — Вчера образован Военно–революционный комитет. С часу на час могут начаться стычки с белой гвардией и юнкерами. От вас требуется собрать всех большевиков электростанции и раздобыть оружие. Никого постороннего на станцию не пропускать. Выставить посты у щита, у баков с горючим, у проходной. У щита должен стоять абсолютно надежный человек: возможно, придется отключить некоторые районы… Все понятно?

Петр Гермогенович вернулся в Моссовет почти одновременно с Ярославским, которого прошлой ночью назначили комиссаром Кремля. Он был без шапки, его густые взлохмаченные волосы намокли, с пышных усов стекали капли дождя.

— В Кремль прошли нормально, — сказал он, устало опускаясь на стул, — я и Берзин. Разбудили начальника артиллерийского склада генерала Кайгородова, распорядились отпустить тысячу семьсот винтовок по наряду ВРК, Началась волокита, но винтовки двинцы все–таки получили и погрузили на автомобили… Стали выезжать, а ворота заперты на замок. За воротами — казаки и юнкера. Нескольких юнкеров двинцы сразу уложили, но и те не остались в долгу. Завязалась перестрелка. В общем, юнкера у кремлевских стен и оружия у нас нет…

— Как положение в Кремле? — спросил Усиевич.

— Там пятьдесят шестой полк.

— Стоит попробовать договориться с Рябцевым, пусть он уведет юнкеров, — сказал Ногин.

Наступило долгое и тягостное молчание.

— Ну что ж, попытаемся, — не очень уверенно согласился Усиевич.

— Может быть, все же удастся избежать крови, — добавил Смидович.

— «Наивозможно меньшее пролитие крови», — уточнил Усиевич. Он записал эту фразу, чтобы вечером на расширенном заседании ВРК внести ее в план по организации революционных сил.

Смидович много думал об этом. Ему казалось, что у партии еще нет достаточных сил, чтобы самостоятельно, без сотрудничества с меньшевиками и эсерами, решить вопрос о захвате власти. Он не был военным, но видел, что у Красной гвардии почти нет оружия. Наконец, его просто пугала гражданская война, та огромная ответственность, которая неизбежно падет на большевиков, коль будет развязана открытая вооруженная схватка. Об этом говорил и Ногин. Возвратившись из Петрограда, он рассказывал о последних событиях в столице, подчеркивая, что власть там взята мирным путем, что такой путь возможен и в Москве. Петр Гермогенович, Муралов, Смирнов соглашались, вызывая в ответ решительные возражения других членов ВРК. Усиевич напомнил слова Владимира Ильича: «Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление». С каждым днем, с каждым часом надежд на захват власти,, мирным путем становилось все меньше, и Смидович болезненно переживал это.

Наступило утро 27 октября. Мокрый снег, который шел ночью, сменился туманом и моросящим холодным дождем. Серыми размытыми пятнами казались дома на противоположной стороне Тверской. Под прикрытием тумана к Моссовету прорвался броневик белых и начал палить из пулемета. Посыпались стекла. Охранявшие здание солдаты–двинцы ответили огнем из винтовок.

Усиевич, не прерывая разговора с Петром Гермогеновичем, только покосился на окно и отвел Смидовича в глубину комнаты:

— Итак, Петр Гермогенович, с сего дня вы кооптируетесь в состав ВРК с правом решающего голоса. Теперь о вашем, на мой взгляд, ошибочном мнении, будто мы не должны наступать до получения директив из Петрограда. Ведь у нас нет прямой связи с Питером, и кто знает, когда ее наладим. Так что же, по–вашему, мы должны делать? Ждать у моря погоды?

— Зачем ждать? Надо связаться с Петроградом, — сказал Пятницкий.

— Совершенно верно. Надо во что бы то ни стало срочно связаться с Петроградом. Мы не можем больше оставаться в неведении… Думаю, что товарищ Пятницкий, как член ВРК Железнодорожного района, поможет нам в этом.

К железнодорожникам на Северный вокзал Пятницкий поехал вместе с Петром Гермогеновичем. На улицах было тревожно. Проскакала казацкая сотня Седьмого Сибирского полка и остановилась возле «Метрополя». Гостиница ощетинилась пулеметами, их вороненые стволы смотрели из окон. Здесь помещался опорный пункт белых, прикрывавший подступы к городской думе.

— А помните, товарищ Пятница, Берлин, подвал, в котором мы с вами паковали «Искру»? — неожиданно спросил Смидович.

— Как не помнить… товарищ Червинский. — Пятницкий улыбнулся. — Кстати, я вас, кажется, так и не поблагодарил за псевдоним, который вы мне придумали. Представьте, прижился!

Представитель Викжеля — реакционно настроенного Всероссийского железнодорожного союза — Гар, молодой человек с военной выправкой, был предупрежден по телефону Усиевичем. Смидович и Пятницкий прошли в комнату, наполненную стрекотом аппаратов и хриплыми металлическими голосами.

— Петроград, ответьте Москве… Петроград…

— Петербург слушает, — донесся измененный расстоянием голос.

Петр Гермогенович потянулся к телефонной трубке.

— Простите, но разговаривать по телефону буду я, — сказал Гар.

Он нарочно прикрыл ладонью трубку и пересказывал только то, что находил нужным.