Неправильная сказка

Я закрывала глаза и от всего сердца желала, чтобы Йонто забыл меня. И тут же ловила себя на мысли, что отчаянно хочу, чтобы он помнил. Каждый миг, проведенный вместе. Каждое сказанное слово. Каждый взгляд. Улыбку. Прикосновение. Если он забудет, что станет со мной?

Мне все чаще казалось, что я всего лишь чужое воспоминание. Страшное чувство, неправильное. Весь этот мир теперь казался неправильным. Он перестал быть моим домом, да и был ли им когда-то в полной мере?

Месяц. И два года.

В тот вечер я бродила по городу, но так и не нашла волшебную дверь в Эйторру. Ведь у меня больше не было волшебного ключа, способного не только открыть, но и отыскать ее.

Я надеялась… Все еще надеялась на чудо. И, случайно увидев знакомую фигуру, ничуть не усомнилась, что это именно оно.

— Йон… — прошептала я и бросилась к нему, ничего вокруг не замечая. Протянула руки, уже чувствуя его тепло… И не дотянулась самую малость. Меня дернули назад. Взвизгнули шины резко затормозившей машины, послышалась отборная брань…

— Чего творишь, ненормальная?!

Света. Это Света. Она… стоит, вцепившись в мои плечи, злая, раскрасневшаяся… ругается. А я… я смотрю туда, где только что видела Йонто. И ничего-то больше не вижу, кроме дороги и мчащихся по ней машин… Но ведь он был. Был.

И есть. Но не здесь. Как бы того ни хотелось, его просто не может быть в этом мире. Как и меня — в том. И мне уже не прорваться сквозь невидимые и нерушимые границы, не коснуться его. Никогда.

— …какая же ты бестолковая!.. И… эй, ты что, плачешь? Ань…

Я растерянно дотронулась до щеки. Влажная. И странно, что это — всего лишь слезы, а не кровь. Казалось, что ею захлебывается мое сердце.

Никогда. Только сейчас я осознала, что все кончено. Нет выхода. Нет надежды.

— Анечка, милая, — увещевала меня Света, дотащив-таки до дома, заставив переодеться, усадив в кресло и вручив кружку горячего чая, — любое горе, даже самое страшное, не длится вечно. Рано или поздно оно если и не забудется, то потускнеет. Все непременно наладится.

И она была нрава, конечно. Применительно к нормальным людям. А вот аштарам и тут не повезло. Нам невероятно сложно найти того, кому можно безоглядно доверять. И влюбляемся мы лишь единожды — и на всю жизнь, сколь бы долгой она ни была. Потому отец и заблокировал память мамы. Он не исключал своего поражения и хотел, чтобы в этом мире она могла жить дальше.

Отец… Спасая нас, мог ли он знать, что выйдет так… Что мы все равно останемся чужими новому миру. Что мама не будет счастлива, раз за разом безуспешно пытаясь отыскать того, кого забыл ее разум, но не сердце. Что Ева, яркая и уверенная днем, будет плакать по ночам во сне, не осознавая причин своей тоски.

Я не могу им рассказать. Они не поверят. А даже если поверят… Чего я добьюсь? Подразню миром, где им была уготована иная жизнь, миром, отныне и навсегда недоступным? Растравлю память о том, кого мы потеряли?

Нет, иногда правда не нужна. Достаточно того, что знаю я. Достаточно моей боли, достаточно моих слез. Я буду помнить за троих. Прости, папа, за то, что не смогу быть счастливой.

Когда подруга, выбив слово не делать глупостей, ушла, я сняла с шеи кулон-переводчик и, вытянув руку, отрешенно наблюдала, как преломляется свет в гранях прозрачного кристалла.

Искры, которые я, точно бусины, повесила на шнурок, испарились при переходе, а сам переводчик уцелел. Забавно…

А еще был узор на запястье, который так и не исчез. Напротив, стал ярче, и от одного взгляда на него на душе становилось чуточку светлей.

Медитативное состояние нарушил требовательный стук в дверь. Так стучать мог лишь один человек, и я со вздохом поплелась открывать.

Ева ворвалась в квартиру ярким, благоухающим розами вихрем. Скинув шубку прямо на пол, она скользнула в комнату и зарылась в книжный шкаф, бросив на ходу:

— Анька, ты похожа на призрак, но я рада тебя видеть!

— Угу, — буркнула я, привалившись плечом к стене.

Не то чтобы радость была не взаимной… Просто пока я не могла смотреть сестре в глаза. Казалось, что я ее обманываю, утаиваю важную часть жизни.

— Ух ты! — раздалось из недр шкафа. — Это кто?!

Ева вынырнула, потрясая листами бумаги, и я вздрогнула, опустила взгляд…

Я снова рисовала его.

Растрепанные волосы цвета темного шоколада. Внимательные карие глаза.

Строгая линия губ.

— Клевый, — оценила сестра. — Только почему такой грустный?

Я не помнила его улыбки. Лишь этот взгляд, которым он смотрел на меня тогда.

— Так получилось. Положи на место, — нахмурилась я.

— Не больно-то и хотелось, — фыркнула Ева. — Ты же красотка, Анька, найди себе настоящего парня, хватит уже их рисовать!

— Ты никуда не торопишься? — прищурилась я.

— Тороплюсь, — кивнула она, стянула с полок пару книг и протанцевала в прихожую, где от души пнула стоявший у напольного зеркала пакет…

С ним я вернулась из больницы да так и не решилась ни разобрать его, ни выбросить… Теперь до него дорвалась Ева.