Неправильные

Я не сразу обращаю внимание на звонок в дверь. Давно не слышал этот звонкий колокольчик, раздающийся в каждом углу. И, когда звук повторяется, лишь поднимаю голову над раковиной и недоверчиво гляжу в сторону прихожей.

Теперь в дверь стучат. Выдохнув алкогольные пары, я бреду к незваному гостю, наступая ногами на края растянувшихся спортивных штанин. Таких же заляпанных, как и футболка.

Проходя мимо зеркала в полный рост, я на несколько секунд останавливаюсь, безразлично глядя на свое потрепанное отражение. Меня можно охарактеризовать двумя словами — одинокий алкаш. Господи, у меня, кажется, еще никогда в жизни не было такой густой бороды и длинных волос, падающих прямо на глаза. Морда — не лицо! — опухшая, глаза красные, с отходящими синяками. Кошмарное зрелище.

Снова стук в дверь, и на сей раз тяжелее и громче.

Я не смотрю в экран домофона, а сразу открываю замок.

Наверное, мне просто снится начало этого дня, ведь увидеть на пороге моей грязной квартиры собственного брата все равно что выиграть десять миллионов в лотерею.

— Что ты с собой сделал? — спрашивает человек в обличии Вани, глядя на меня с нескрываемым ужасом. Он приподнимает голову и внюхивается, как пес. — Что… Что это за запах?

Я молчу и как истукан пялюсь на человека перед собой.

Оттолкнув меня рукой, мой воображаемый брат заходит в квартиру и, стянув обувь, скрывается в гостиной.

Еще несколько секунд я пялюсь на стальной лифт и огромный горшок с декоративной пальмой, которую поставили сюда две женщины из соседней квартиры еще полгода назад, и только когда слышу знакомый голос где-то за спиной, решаю закрыть дверь и пройти за незваным гостем.

Мой, по всей видимости, не такой уж и воображаемый брат кидает свое пальто на диван и начинает собирать пустые бутылки, разбросанные по всей комнате. Я слышу звон стекла, непрерывно наблюдаю за перемещениями Вани и пытаюсь совладать с головной болью. Он распахивает окно, и холодный воздух тут же разносится по полу.

— Надеюсь, клининговая компания избавится от этой вони, — недовольно бухтит он себе под нос, складывая бутылки у барной стойки. Замечаю несколько банок из-под пива и пытаюсь вспомнить, когда же я употреблял его. — Хочешь сдохнуть от этой мерзости? — спрашивает он, вертя в руках белую коробку из-под супа.

Молчу и, наверное, впервые в жизни, слышу в голосе Вани столько строгости. Именно строгости, подобной тем, что присуща родителям.

— Иди в душ, — бубнит он, — воняешь, как бомж.

Но я продолжаю стоять на месте, наблюдая за тем, как Ваня звонит в клининговую компанию и объясняет, в каких именно услугах нуждается моя заплесневелая обитель. Закончив разговор, он снова поворачивается ко мне и подозрительно щурится.

— Ты забыл русский язык?

— Нет.

— Тогда почему ты еще здесь? Будь добр, приведи себя в порядок, уже грязной коркой покрылся.

Его слова заставляют меня улыбнуться, хотя в голосе напрочь отсутствует веселье.

— Зачем приехал?

— Соскучился.

Я снова улыбаюсь. Возможно, у меня появился шанс объясниться с братом и попросить прощения.

* * *

Если бы кто-то заглянул в душевую кабину, то решил бы, что здесь только что побывал Кинг-Конг, решивший избавиться от нежелательной растительности.

Теперь, глядя в мутное от пара зеркало, я снова вижу прежнего себя, с ухоженной щетиной, а не кошмарной бородой какого-нибудь пещерного человека. Остается заняться только стрижкой, но это чуть позже. Сейчас меня больше волнует мой брат, нашедший в себе силы прийти ко мне — к человеку, возможно, навсегда испоганившему ему личную жизнь.

Грязную одежду решаю выбросить, потому что от вони и пятен ее не избавит ни один стиральный порошок. Да и не хочу, чтобы она напоминала мне об этих бесконечных днях.

С полотенцем на бедрах я иду в спальню. Пожалуй, именно в этой комнате сохранился порядок, потому что я сюда вообще не заходил. Надеваю черную футболку и очередные серые штаны, которых у меня штук семь, не меньше.

Ваню застаю на кухне завязывающим третий мусорный пакет. Заслышав меня, он бросает в мою сторону недоброжелательный взгляд и ставит черный мешок в угол.

— Не думал, что когда-нибудь скажу это, — бубнит он, — но ты просто свинья, Марк.

Нет. Я хуже свиньи.

— Хочешь гастрит? Чтобы потом всю жизнь желудком страдать?

Пожимаю плечами, потому что мне нечего ответить.

— Я так и думал. Сядь, я приготовлю что-нибудь нормальное.

Пока я послушно выполняю приказ, Ваня достает из холодильника яйца, сосиски и ставит на встроенную плиту сковородку.

Молчание длится слишком долго, и я понимаю, что должен воспользоваться предоставленным мне шансом, но нужные слова так и не формулируются в голове.

Сосиски громко потрескивают на сковороде, пропитывая кухню аппетитным копченым запахом.

— Что нового? Как дела в офисе? — спрашивает Ваня, стоя ко мне спиной. Он спокойно разбивает яйца в миску, а скорлупу кидает в пустой мусорный пакет. — Как отец?

— Понятия не имею.

— А, ясно. Времени не было. Наверное, потому, что ты бухал дни напролет, да?

Молчу, чувствуя себя семнадцатилетним пацаном.