Неправильный Дойл

– Вассатиг, штат Виргиния, – сказал Джек. – Небольшой остров у дальнего побережья. Я бы рассказал тебе об этом месте, но ты вскоре сама все увидишь.

– В каком это смысле? – спросила девушка, нахмурившись.

– В том смысле, что я возьму тебя домой познакомиться с народом, – сказал Джек, – после того как мы поженимся. – Он улыбнулся, словно это была шутка. – Как насчет тебя? Ты откуда?

Девушка колебалась.

– Нью-Мексико, – сказала она. – Альбукерк.

Это была ложь, и Джек это знал. Он смотрел, как красная жидкость поднимается к ее губам по прозрачной соломинке. Она сделала глоток, потом еще один и посмотрела на белый шрам с неровными краями, который надвое разрезал татуировку морского пехотинца на его руке.

– Вы воевали? – спросила она.

– Просто выполнял свой патриотический долг.

– Где?

– В ужасных местах. В тех краях, где полно москитов и о которых никто не слышал. Последним ужасным местом была Иводзима.

– Там подняли флаг, – сказала женщина. – Его сфотографировали для журнала «Лайф».

– Точно, – сказал Джек. – В следующий раз внимательно посмотри на эту фотографию. Я тот, что с краю. Который сидит в грязи на корточках.

– Вы действительно один из тех парней на фотографии? – спросила женщина, ее зеленые глаза широко раскрылись.

– Совершенно точно, – сказал Джек.

Это была еще одна ложь, хотя смахивала на правду. Он был на Иводзиме, где япошки засели в пещерах, как дикие звери, как медведи, откуда их пришлось выкуривать огнеметами. Но когда на горе Сурибати поднимали флаг, он сидел у подножия горы в окопе, страдая от приступа дизентерии и выталкивая кишки наружу.

Женщина допила коктейль. Принесли еще. Глядя, как она пьет через соломинку, Дойл ощущал болезненную эрекцию, которая не проходила. Так прошел час, они пили и разговаривали, Джек в основном слушал и пытался понравиться.

На самом деле ее звали Клара Лаваль, ей было двадцать два, католичка, из богатой пасаденской семьи. Ее отец владел полудюжиной нефтяных скважин и небольшим флотом, состоящим из танкеров. Уже неплохо, подумал Дойл. Некоторое время она посещала колледж Богоматери с мэримаунтскими монашками, потом бросила – до смерти надоели монашки, книги и учеба. За последние четыре года она пять раз обручилась с разными солдатами, моряками и летчиками, и ей было все равно, что кто-нибудь из них узнает об остальных. Всем пяти она писала письма, которые начинались словами «дорогой, любимый…». Один из них покончил с собой, добавила она, но она считает, что в этом нет ее вины. Она любила выпить. Она была сама беда. Потакающая своим желаниям, испорченная, богатая, сытая, прекрасно одетая, совершенно не тронутая войной, уничтожившей половину мира, который для нее был всего лишь большим центром развлечений, полным мужчин в красивых формах.

Именно такая, какую Джек и искал.

В конце концов около десяти вечера Джек достаточно наслушался щебетания Клары. Он наклонился, взял в руку ее лодыжку, ту, на которой была цепочка, и положил себе на колено. Клара позволила ему это сделать.

– И что же это? – спросил он, теребя подвеску пальцем. Это оказалась не подвеска, а потертая старинная монета в десять центов, с сидящей Свободой, еле различимой датой «1841» и крошечной дырочкой, просверленной вверху.

– Это амулет моей бабушки, – объяснила Клара. – Бабуля была из Нового Орлеана, и там раньше верили во всякое колдовство. Если носишь на лодыжке серебряный десятицентовик, это делает тебя… – она наклонилась над столом и понизила голос до шепота, – …более привлекательной для мужчин.

– В этом разделе тебе помощь не нужна, сестренка, – сказал Джек, склонился и поцеловал пальцы ее ног.

Она хихикнула и отдернула ногу.

– Нахал. – Потом она допила второй «Гавайский закат», переключилась на «Куба либрес» и попросила его рассказать историю о войне. – Реальную историю, – сказала она. – Не всякую чепуху про красно-бело-синий героизм.

– Поверь, тебе не стоит слышать реальных историй о войне, – сказал Джек. – Они не для твоих красивых ушек.

– Нет, я правда хочу, – капризно сказала Клара. – Я справлюсь, ты только попробуй.

– Ладно, – вздохнул Джек. – Вот одна. Мы были на Билакау, жалком клочке суши среди Соломоновых островов. Так вот, там было племя голых дикарей, которые жили в джунглях и помогали нам сражаться с япошками. Наш капитан стал другом их вождю, и когда операция закончилась, всю часть пригласили на что-то вроде праздничного обеда. Хочешь узнать, что подавали к столу?

– Разумеется.

– А мне так не кажется.

– Заткнись и закончи историю.

– Ладно, – сказал Джек. – Дело в том, что племя ничего не знало о готовке. Они ели свою пищу сырой, потому что не умели разжигать огонь и не знали, что пища должна быть горячей. Поэтому они утром накормили целой пачкой риса стаю голодных собак. Когда пришло время ужина и все уселись, голодные и настроенные на жареную свинью или что-то в этом роде, они просто притащили собак, вырезали у них желудки, разрезали их и стали есть рис прямо так, наполовину переваренным, а мы должны были к ним присоединиться. Вот какую еду готовят для тебя на Билакау.

Клара позеленела.