– Это так печально, – вздохнула Жизель.
– Джинсы-клеш, – сказал Фил.
– Жакеты Неру.
– Велюровый смокинг на выпускной, – сказал Морти, привлекая внимание Жизель.
– Говоришь так, будто ты древний, как Фил.
– Нет. Просто тема была такая, семидесятые. Хотя, оглядываясь назад, думаю, со смокингом я дал маху.
– Или с велюром. Для девушек есть тонкая грань между «а ты забавный» и «ни за что на свете».
– К забавности я и близко не стоял.
– Бедные мальчики. Такие грустные истории. – Жизель надула губки. – А хотите услышать по-настоящему паршивую историю о Купе?
– Да! – воскликнули все хором.
– Нет, – отрезал Куп и, отвернувшись от группы, посмотрел на часы. – Десять минут. Выдвигаемся.
– Да ладно, не прошло десяти минут, – возмутился Фил.
– Прошло. Ровно десять.
Кот доктора Лупински потерся боком об экран.
– Не за что, док. Хорошо, что рядом есть еще один дух, пока приходится работать с этими мясными тушами.
Сорвав с головы праздничный колпак, кот радостно им помахал.
– Спасибо, но у меня аллергия на кошек.
– Идем, – велел Куп.
– Может, десять минут все-таки не истекли, – прошептал Морти.
Глава 17
А на другом конце города возвращался домой Варгас – вопреки обыкновению, еще до рассвета. Да, он ненавидел уходить с работы раньше времени, но просто должен был убраться подальше от Зулавски, ибо одержимость того посылкой крепла день ото дня. Конечно, Зулавски любил обвинять напарника в том, что это как раз он одержим. Но этой ночью Варгас его подловил. Вернулся из туалета в середине смены и застал идиота в сварочной маске, перчатках и с картонной трубкой, обернутой алюминиевой фольгой, которой он тыкал в злосчастную посылку.
– И чем это ты занят? – уточнил Варгас, но Зулавски только шикнул на него и пальцем подозвал к себе.
Они отошли аж до самой двери, прежде чем Зулавски открыл рот.
– Она разговаривает, – прошептал он.
– Кто? Посылка?
– Нет. Точилка. Конечно, посылка!
– Ладно. Успокойся, – произнес Варгас, вот только сам, глядя на напарника, все больше нервничал. – И что она сказала?
– Без понятия. Язык точно не английский.
– А какой?
– Древний, – серьезно ответил Зулавски. – Жуткий…
Варгас задумчиво почесал подбородок, на самом деле прикидывая, чем бы приложить Зулавски, если тот окончательно свихнется.
– Жуткий, м? Звучит тревожно.
– Тревожно? Это ужасно! Я больше не могу здесь находиться!
– Я понимаю. Жуткий язык и все такое.
Зулавски оценивающе уставился на него:
– Ты мне не веришь.
– Я такого не говорил, – поднял руки Варгас. – Но можешь мне кое-что объяснить?
– Да?
– Что это – ятаган из фольги?
Зулавски прижал серебряную трубку к груди, будто самодельный спасательный поплавок:
– Он защищает меня от лучей, когда я прикасаюсь к посылке.
– Каких лучей? – спросил Варгас, все еще очень тихо.
– Внушающих. От которых в голове появляются голоса.
– Это вроде шляпок из фольги, которые люди надевают, чтобы ЦРУ не прочитало их мысли?
– Да. Вроде того.
– Эти люди – безумцы! – рявкнул Варгас в полный голос.
Зулавски отшатнулся и наставил на него трубку словно меч. Затем посмотрел на полку:
– Что ты натворил? Кажется, она тебя услышала.
– Ну и отлично. – Варгас максимально спокойно подошел к столу и надел куртку. – Я сваливаю. Если останусь, ты и меня сведешь с ума.
Зулавски попятился к собственному столу.
– Не бросай меня наедине с этой штукой, – прошептал умоляюще. – Прошу.
Варгас обогнул его, но у дверей кабинета остановился:
– Я домой. Тебе бы тоже не помешало. Завтра мы позовем кого-нибудь, кто разбирается в подобной чертовщине.
– В том-то и коварство. – Зулавски вновь вернулся к свистящему шепоту безумца. – Нам запрещено кому-либо рассказывать! Мы в ловушке.
Варгас открыл дверь:
– Иди домой. Ты переутомился. Завтра что-нибудь придумаем.
– Возможно, ты прав. – Зулавски положил трубку ровно на столько, чтобы взять пальто со спинки стула, затем снова прижал ее к груди. – Но трубку я возьму с собой. Если тебе тоже нужна, делай сам.