Неправильный рыцарь (СИ)

Лишь одно обстоятельство примиряло Мелинду с «дурнойтягомотиной». Всего-то лишь одно, зато ка-акое! Книжка была с картинками. Яркими, местами аляповатыми и грубоватыми. Простонародными и очень забавными. Пожелтевший от времени пергамент пестрел ими там и сям. Иные знатные дамы выглядели, как торговки, по чьей-то нелепой прихоти, вырядившиеся в модные дорогие наряды и золотые побрякушки. Ну, а рыцари — точь-в-точь переодетые ремесленники или, на худой конец, крестьяне.

Случись нужда, Мелинда ворочала и пудовые поленья, и пудовые каменья. А то и поваленные деревья. Но (вот странность!) она разгребала бурелом и расчищала завалы с куда большей легкостью, нежели читала этукнигу. С легкостью и радостной охотой. Дочитывая главу о разгроме деревни, Мелинда разволновалась окончательно.

— Сволочь окаянная! Слизень в серебряных доспехах! — закричала она и, с размаху швырнув на пол тяжеленный том, пинком отправила его вдальний угол пещеры. — А Имбергильда?! Сопля и рохля! Мямля несчастная! Но ведь жалко дуру, по-человечески жалко! — внезапно опомнилась она и, прижав руки к груди, заплакала: — Бедная, бедная девочка! Полюбить такого г-га-ада! Да я б его собственными р-руками задавила! Это ж не любовь — наказанье какое-то!

И она зарыдала уже в полный голос.

— А вот и я! — прозвенел серебряный голосок, и Люсинда легким перышком впорхнула в пещеру. — А какие у меня новости! Ка-аки-ие новости! Фу, аж жарко стало! — Но, видя хмурое лицо сестры, ее красные от слез глаза, посочувствовала: — Читаешь?

— Гхмм!

— Ну, и… ну, и как?

— От романтической истерики и душевной рванины — спаси нас, Господи!

— Что-то больно мудрено… — потупилась Люсинда.

— А иначе уж никак! Самая что ни на есть выспренная галиматья!

— Да-аа? — усомнилась Люсинда. — Роман, знаменитый далеко за пределами Двенадцати Королевств — и галиматья? Да у него поклонников, как чешуек на драконе! Н-не понимаю…

— Прочла бы — поняла бы!

— Прочла бы, — вздохнула Люсинда. — Кабы время на то нашла. Надо ехать.

— Уже-е-еэ?

— Да. Говорят, дедушка при смерти.

— Что-о-о?!!

— Двоюродный, — успокоила сестру Люсинда. «У нее с этой любовью — совсем уже мозги набекрень. Страшное чувство! Ох, не приведи, Господи!» — Надо ехать.

— Надо ехать, — эхом откликнулась Мелинда. — Жаль, ты не сможешь присутствовать на свадьбе…

— Что, еще не передумала? — задала нарочито глупый вопрос Люсинда. — Ты — и за обычного рыцаря? Ты-ии?!

— Знаешь, он ведь совсем не похож на обычного рыцаря. Совсем-совсем, — и так, и сяк, и этак вертя в руках полузасохшую травинку, задумчиво произнесла Мелинда.

— И на того, Идеального, тоже, — добавила ее сестра.

— Попадись он мне, Идеал этот! Ох, и попадись! — вскинулась златокудрая красавица. — Уж я б ему рожу-то разодрала! Вот бы уж разодрала! Всю, как есть, разворотила бы! Ни один колдун, ни один целитель потом не собрали, не склеили бы!

— Ты и этому пыталась.

— Я же…ох-х!.. я же не знала…

Голос девушки дрогнул. Внезапно нахлынувшая нежность ее прекрасному лицу мечтательно-глуповатое выражение. Выражение, до некоторых пор, не свойственное Мелинде.

Глава 23

Люсинде стало смешно. Да и кому б не стало? Зрелище могучей тигрицы (медведицы, драконихи, и т. д.), с упоением гоняющейся за бантиком на веревочке — это зрелище могло рассмешить кого угодно. А именно так, считала девушка, и выглядела любовь — бантик, да-да, всего лишь бантик на веревочке, никак не более. Порвется веревочка, порвется, истреплется бантик — и все! Слезы, рыдания, сердечные муки и прочая необязательная, а, точнее, совсем ненужная (так считала Люсинда) для жизни белиберда. Приятная и только. «А как не порвется?» — всякий раз спрашивал отец Губерт — да не просто спрашивал, а вопрошал! — свою старшую и, явно не по летам, разумную внучку. «Когда-нибудь да порвется, — с неизменной усмешкой отвечала она. — Непременно, обязательно порвется!»

— Да-аа… Права была покойная тетушка: «Понравится сатана лучше ясного сокола», — язвительным голоском пропела Люсинда.

— Фьюунь-твинь-тью-у! Фьюу-фью-фьюуу!

Порхавшая над ними крохотная пичужка обладала поистине храбрым сердцем.

— Даже такой мелочи — и той смешно!

— Щас как врежу!

— Фьюунь-твинь-ти-тюуу!

— А тебе и вовсе башку сверну — это мне раз плюнуть. Будешь там, в своем птичьем раю, издеваться, — нахмурясь, пообещала Мелинда. — Обеим достанется!

— Покушение на венценосную особу…

— Ха! Вот сперва стань ею! Сперва стань!

— А это не за горами — всего лишь за Лесом.

— Вот станешь, тогда и поговорим, — повторила Мелинда, сгребая сестру в охапку. — А можешь ведь и не стать. Сейчас как сдавлю покрепче — и не доживешь. Просто не доживешь, ха!

— Н-не т-тряси м-мен-ня т-та-ак! Ки-кишки на-на-ружу-жу вытря-тря-трясешь! — взмолилась Люсинда.

— Аг-га! Струсила?! — расхохоталась златовласка. — Ты же знаешь, мне плевать на…

— Знаю, знаю! — не дала закончить ее «жертва». — Тебе плевать на все, кроме наших дргоценных драконов. Ну, и…

— Да, и кроме Него!