Непредумышленное

Такие не водятся в ласковых утренних снах.
Таких не согреет пришедшая с юга весна.
Небесные выси до края испив, истощив,
Они выползают из собственных сонных лощин,
Где почву пронзают насквозь капилляры корней,
Где зубы чудовищ мелькают в морской глубине,
Где жизнь из воды поднялась по кембрийским камням,
Под ноги ложась им, прессуясь в сухой известняк…
Она из таких — непривычных, чужих, молодых,
Которые взглядом растопят полярные льды,
Чью кровь наполняет жасмин, бергамот и полынь.
Она обнимает руками сухие стволы,
Предчувствуя жизнь в потемневшей древесной коре,
Сердечным огнем заставляя торфяник гореть,
Струясь эктоплазмой по венам реликтовых рощ,
Но если окликнуть — то дрогнет и пустится прочь
Дриадой, чей голос играет звенящей листвой,
Чей дом охраняет живой тополиный конвой,
И дом ее, в сущности, теплый туманный овраг,
Где можно легко, заблудившись, дожить до утра.

Вневременное

Нашим секундам дан приказ отступать
Куда-то на запад, в овраги и катакомбы.
Грудной механизм удары считает вспять.
Вместо людей вокруг временные бомбы.
Часы миродержцев работают против нас.
Небесные сферы стоят за свою мораль, но
Из Канцелярии Смерти пришел приказ:
Носить циферблаты. Косы неактуальны.
Цикличные годы сжимают свое кольцо
На шеях вошедших во вневременную Реку.
Весь берег в телах кронидов и беглецов,
Не встретивших пятидесятую четверть века.
Время — негордый бог для слепой толпы —
Давно перестало считаться научной сферой,
Я слышу на грани сознания стук копыт —
В мире врачует Черный по кличке «Мера»,
И от голода мир пожирает своих детей —
Отмирающих лейкоцитов в ущербном теле,
Сиюминутная жизнь не та, да и мы не те…
Условно бессмертные. Этого мы хотели?
В природе двадцатый день середины лета,
Солнце ласкает кроны лесных массивов…
Когда тело всегда Нью-Гринвич, а в мыслях Гетто,
Старость уже не кажется невыносимой.
Сыплется пульсом жизненный горький опыт
Фосфорной зеленью пикселей клеток кожи.
«Времени нет», — кощунствует чей-то шепот,
Зачем-то добавив усталое: «Будь осторожен».

Считалочка