Непредвиденная ситуация

Я повиновалась. Квартира оказалась двухуровневой. На первом этаже располагались гостиная и кухня, на втором – все остальное. Интерьер гостиной оформлен весьма авангардно: максимум мягкой мебели, абстрактные картины, видео– и аудиоаппаратура, стеллажи с книгами и журналами, причудливой формы столик, тонконогие стулья с алюминиевыми ножками исключительно строгих и прямых геометрических контуров.

На стенах, кроме картин, висело множество плакатов с изображением кино– и поп-звезд, а также изрядное количество больших фото в рамках, на которых были представлены сцены из спектаклей. Искаженные благородными страстями лица актеров, героические позы, смелые эффектные жесты, горящие глаза, патетически запрокинутые головы…

– Театром увлекаетесь? – улыбнулась я, присаживаясь на диван, казавшийся мне прочнее и устойчивее остальных.

– Работаю в театре, – холодно произнесла она. – Интересно, – промямлила я, соображая, как построить разговор.

– Вы, собственно, по какому вопросу? – сухо осведомилась Елена.

– Я по поводу смерти Аркадия Сергеевича Белкина, – невозмутимо сказала я.

– А я тут при чем? – недоуменно улыбнулась хозяйка.

– Ну как же, вы ведь были как бы его невестой…

Я внимательно посмотрела на Елену. Она не выглядела ни растерянной, ни сильно переживающей. Держится гордо, с отстраненным достоинством, я бы сказала. Ах, да, она говорила, что работает в театре… Актриса, наверное. Актерская жилка… Сыграть самообладание, значит, – ей пара пустяков. Такая вся благородная и безупречная.

– Кто вам это сказал? И вообще на основании чего вы думаете, что вам позволено вторгаться в личную жизнь людей? – свела она на переносице свои красивые брови.

– Я провожу независимое журналистское расследование, – гордо ответила я, – и потом, я была на месте преступления в ту самую минуту, когда все это случилось, убийство то есть… Все ведь произошло в квартире моей соседки…

– Знаю, – сделала нетерпеливый жест Новгородцева.

– Откуда, если не секрет?

– Вы что, меня подозреваете в чем-то? – высокомерно спросила Новгородцева, передернув плечами.

– Да нет, избави бог. Я лишь хочу с вами поговорить. Если вы не хотели меня видеть, будучи наслышанной обо мне, тогда зачем вы меня впустили? – задала я резонный вопрос.

– Вы ведь все равно бы не отстали, – ехидно усмехнулась она. – Знаю я вас, папарацци. И потом, мне хотелось на вас посмотреть.

– Это еще зачем? – удивилась я.

– Чтобы иметь представление, с кем Аркадий Сергеевич привык проводить свободное время, которого у него на меня отчаянно не хватало, – с горькой иронией сказала она и тут же сделала беззаботно-равнодушный вид.

– Значит, вы действительно были его невестой…

– Невеста без места, – усмехнулась она.

– То есть? – не поняла я.

– Он никогда бы не женился на мне, – с затаенной обидой проговорила она, но сразу же взяла себя в руки и попыталась улыбнуться. Вот только улыбка эта вышла ненатуральной, вымученной.

– Не понимаю, – озадаченно посмотрела я на свою собеседницу.

– Все очень просто, – произнесла она, чеканя каждый слог, так что стал виден нижний ряд ее зубов, – он никогда бы не развелся с этой самодовольной теткой.

Она выразительно посмотрела на меня.

– Духу бы не хватило, – продолжила она после секундной паузы, – есть такой сорт мужчин. В любви клянутся, развестись обещают, но проходит год, потом второй – а воз и ныне там! – презрительно улыбнулась Новгородцева.

– Чем же это объяснить? – заинтересовалась я. – Насколько мне известно, Людмила Николаевна очень переживала, – я не могла не кинуть на эту хрупкую квазиразлучницу укоризненного взгляда.

Сами, наверное, понимаете, что есть понятие «женская солидарность». Сострадание и сочувствие к тем, кого или уже бросили, или намереваются бросить. Согласно этому взгляду, насквозь женскому, если не сказать, бабскому, та, ради кого бросают старую жену или подругу, украшается всеми мыслимыми и немыслимыми пороками и недостатками. И жестокая, и спесивая, и наглая, и бессердечная, и бесчувственная, и похотливая, и просто глупая. Вот так, глупая, стерва – и все!

Но когда видишь перед собой существо, похожее на Елену Новгородцеву, зная ту, которую муж намеревался покинуть, то бишь Людмилу Николаевну, невольно начинаешь сомневаться в устоях пошловатой и хамоватой «женской солидарности».

Я была далека от того, чтобы идеализировать Новгородцеву, но справедливости ради не мешало заметить, что она выгодно отличалась от жены Белкина: ей была чужда истерия и высокомерие взбалмошной натуры Людмилы Николаевны. Она умела вести себя, если и сохраняла холодную настороженность и чопорную замкнутость, то это легко можно объяснить нестандартной ситуацией, в которой Елена оказалась по моей, между прочим, воле.

– Я не сомневаюсь в том, что Людмила Николаевна переживала, но мне от этого не легче, – удрученно произнесла она.

– А ей каково было? И теперь, когда Аркадия Сергеевича не стало…

– Вы пришли выжать из меня пару слезинок? – вновь приободрилась Елена. – Ну что вы! Просто я хочу разобраться. Я вовсе не призываю вас к сочувствию по отношению к Людмиле Николаевне… – запнулась я.