– И на том спасибо, – видя мое смущение, усмехнулась Новгородцева.
– Можно я вам задам личный вопрос? – все-таки решила я идти до конца.
– Валяйте, – милосердно разрешила Елена.
– Вы любили Аркадия Сергеевича?
– А какое это имеет отношение к тому, что с ним случилось? – недоуменно приподняла брови Новгородцева.
– Хочу определить мотивы вашего поступка, которому не довелось реализоваться, – искренне ответила я.
– Вы имеет в виду замужество?
– Да.
– Но все равно я не понимаю, что это может вам дать в плане расследования… – пытливо посмотрела на меня Новгородцева. – Или вы полагаете, что женщина способна убить мужчину, которого она любит?
А она далеко не глупа! Еще один удар по пресловутой женской солидарности.
– Как раз наоборот, – многозначительно улыбнулась я, – но в вашем случае…
– В моем?! – воскликнула Елена. – Значит, так вы обозначили то, что было между мной и Аркадием, а потом…
Она судорожно рассмеялась.
– Я у вас именно так числюсь? – успокоившись, спросила она.
– Вы хотите прочитать мне лекцию об индивидуальном подходе? – начала я терять терпение, несмотря на колючее обаяние моей собеседницы.
– Хотела бы, да думаю, вы и сами можете это сделать, – с иронией ответила она. – Вы курите?
– Только что хотела попросить у вас пепельницу, – понимающе улыбнулась я, с облегчением почувствовав, что наш обоюдный воинственный пыл сошел на нет.
Елена встала и, взяв со столика в углу пепельницу – причудливо изогнутый кусок отшлифованного металла, – поставила передо мной. Мы задымили. Ей очень шло это занятие. К ее угловатой грации курение добавляло частицу эмансипированного шарма элегантной зрелой женщины. Опять эклектика! Но ведь будоражащая воображение…
– Нет, я не любила его и не ревновала. Вернее, ревновала… – замялась она, – но в первую очередь меня заботили притязания собственного самолюбия. Хотя в иные моменты мне казалось, что я начинаю его любить. На это провоцировала ревность. Я думаю, Аркадий чувствовал это и подсознательно стремился к изменам.
– Только для того, чтобы обратить к себе ваше сердце. Уколоть, так сказать?
– А вы проницательны, – дружелюбно улыбнулась Елена.
– А вы трезвы и умны, – ответила я комплиментом на комплимент, – и к тому же искренни.
– Так что мотив ревности в привычном смысле этого понятия отпадает, – подытожила Елена с саркастической улыбкой.
– Но остается еще мотив отеческий, скажем так, – лукаво посмотрела я на Новгородцеву.
Да, вот так… Чувствуете себя неуверенно, чувствуете себя задетой – обратите все в шутку.
– Не понимаю, – удивленно взглянула на меня Елена.
– Вы знаете, что ваш отец продал Аркадию Сергеевичу «ситуацию», проведя дополнительную эмиссию акций?
– Для меня это темный лес, – открыто улыбнулась Елена.
– Но ведь за Белкина вы хотели выйти замуж, руководствуясь исключительно прозой бытия, а в делах отца проявляете такое неведение! – с досадой воскликнула я.
– Мне кажется, что вы принимаете все слишком близко к сердцу… – усмехнулась Новгородцева.
Мне почудилось, что разговор наш опять недалек от того, чтобы превратиться в словесную перепалку. Мне очень этого не хотелось.
– Но вы правы, – снова смягчилась она, видимо, не имея желания пикироваться, – от Аркадия мне нужны были деньги, положение, общество. Дела моего отца идут неважно. Я хоть и ничего не понимаю в бизнесе, но это-то знаю, – ответила она на мой недоверчивый взгляд. – Выбор мой был, так сказать, сознательным. Я не скрываю своих прагматических мотивов. Сами видите, смерть Аркадия невыгодна мне с любой точки зрения.
– Но вы ведь сомневались в том, что он вообще женится на вас…
– Полагаете, у меня сдали нервы или надоело ждать, и я решила эту проблему таким банальным и грубым способом, как убийство? – ее умные глаза смотрели на меня в упор.
– Нет, что вы, – внутренне немного расслабилась я, – просто…
– Подумали, что я способна убить человека только из-за того, что он передумал на мне жениться или проявляет в вопросе женитьбы недопустимую медлительность, а в вопросе развода – отвратительную мягкотелость?
Кажется, она начала кипятиться.
– Вы знали, что Аркадий Сергеевич подал в суд, намереваясь оспорить юридическую корректность проведенной вашим отцом эмиссии? – переключилась я на другое.
– Да, знала. Про суд знала, – с нервной торопливостью проговорила Елена, – но о чем конкретно идет речь… Вся эта эмиссия, деньги, долги – в этом я туго разбираюсь.
Ну надо же, усомнилась я в честности моей собеседницы, и Людмила Николаевна, и Елена Новгородцева деньги любят, как, впрочем, и все даруемые ими блага, а вот как они добываются их мужьями и отцами, в каких тем приходится участвовать грязных сварах и ожесточенных битвах – ведать не ведают!
Не понимаю я подобного инфантилизма, этакой детской невинности и наивности. Хотя вполне понятно, почему Аркадий Сергеевич остановил свой выбор на Новгородцевой. Пробуждением отцовских инстинктов назвала бы я его увлечение Леной.