Непрерывность

М а р и я. Не кокетничай, Джордано. Все я понимаю и горжусь тобой. Не бойся, никто в тебя камнем не бросит.

Б р у н о. Не утешай меня, женщина. Обо мне печется церковь.

М а р и я. Если б ты знал, как я за тебя рада. Ведь теперь тебя оставили в покое, да?

Б р у н о. Да. Теперь я покоен. У тебя тоже, наверное, стало на душе полегче, а?

М а р и я. Ты дал согласие на отречение. А когда же само отречение?

Б р у н о. Какая разница? Не знаю. Меня не трогают. Мне не говорят. Кормят — и спасибо…

М а р и я. Родной ты мой, бедненький… Как же ты устал.

Б р у н о. Ничего, впереди у меня долгая, спокойная жизнь. Отдохну.

М а р и я. Я принесла тебе кое-что. Ватрушки, печенье. Вот возьми, поешь.

Б р у н о. Не хочу, спасибо.

М а р и я. Почему?

Б р у н о. Не имеет значения. Не хочу — и все.

М а р и я (покорно). Хорошо… Я понимаю. Измучился ты здесь, не до меня тебе было. Вот ведь что… Сначала забыл. Потом вспомнил и возненавидел… За то, что я дышала воздухом, а ты смрадом. За то, что я видела все небо, а ты только кусочек его. За то, что меня поливал дождь, обжигало солнце…

Б р у н о (кричит). Замолчи! Замолчи, ты!.. Ты не нужна мне. Сейчас! Никогда! Всегда! Убирайся! Я не хочу тебя видеть! Не хочу. Я никогда не любил тебя! Знай это.

М а р и я (смеется, с горечью). Боже мой! Монашек. На кого ты сердишься? Если бы ты знал хоть самую малость…

Б р у н о. Я все знаю, Мария, и оставим это. Уходи.

М а р и я. Ты? Ты все знаешь? Здесь? В этих стенах?

Б р у н о. Стены отрезают пути новому знанию, но обостряют старое. А я знал многое… Именно потому я здесь. Здесь, ибо большое знание, как мне объяснили, не есть общественное благо. А вот ты здесь никогда не будешь, потому что блудницы есть общественное благо. Так считали Солон и Ликург. Довольно неглупые люди, должен тебе заметить.

М а р и я. Откуда ты знаешь, что я стала куртизанкой?

Б р у н о. С чего бы это такая стыдливость? (Передразнивает.) «Куртизанкой»! Проще надо, как принято, — проституткой, шлюхой! Как узнал? Прочел на твоем лице. Так-то вот, бывший дружок. Такое клеймо не вытравишь.

М а р и я. А ты специалист. Разбираешься.

Б р у н о. Ничего, не огорчайся, работа как работа. Не хуже многих других. Когда-то мы с тобой говорили об этом.

М а р и я. Да, я тебе всем обязана. Все, что я знаю и умею, — от тебя. Это тоже.

Б р у н о. Да ты никак сейчас слезу пустишь?

М а р и я. Не дождешься. Честь свою я не уронила, а объяснять тебе ничего не собираюсь.

Б р у н о. Ты для окружающих фигура страдательная, правда? Наверное, кое-кто почитает тебя за мученицу. Ты, конечно, всем пожертвовала ради меня, а?

М а р и я. Откуда…

Б р у н о (перебивает). Откуда я знаю? Ты это хочешь спросить? Я могу рассказать о тебе все. Слишком очевидна логическая цепочка: твое появление здесь, твоя обмолвка — «связи» — и твое лицо. Так слушай. Меня арестовывают. Ты в отчаянии. Что делать?.. Конечно, первое — отойти в тень: сразу мне не поможешь, и сразу меня не съедят… Ты делаешь вид, что тебе на меня наплевать. Меня переводят в Рим. И ты начинаешь действовать. Ты умна, красива… Значит — постель. Всех попов — в постель. Затащить их в постель, а потом вытряхнуть из них меня. Что ж, хороший план. Но нужны деньги, много денег. У кого их взять для начала? У Чотто. Ну конечно. Он-то даст. Ведь для него речь идет об игре без проигрыша. Не выгорит со мной — на тебя все равно можно ставить. Итак, Чотто дает деньги. Отлично. Вы, конечно, ставите дело на широкую ногу. И, конечно, ты мучаешься. И, конечно, до времени не открываешь карт. И, конечно, тебе бешено сочувствуют. Впрочем, нет. Никто ничего не знает. Страдалица ты только для себя и отчасти для Чотто. Да, да. Потом… Да! А-а-а… Ха-ха-ха-ха! Знаешь, что стало с тобой потом?

М а р и я. Довольно. Хватит и этого. А потом… неинтересно.

Б р у н о. Ну что, все верно?

М а р и я. Да. Как будто ты прожил все это время у меня под кроватью. Но… За что же меня презирать, Джордано? Я сделала так потому, что любила тебя. И ты сам знаешь об этом. За что ж? Я же хотела…

Б р у н о (перебивает). Ты же хотела… (Смеется.) То, чего ты хотела, у тебя не вышло. Извини, но здесь это смешно. Именно в этом месте, в этой каменной бутылке, в которой я заперт. Смешно, поскольку то, что у тебя вышло, ужасно смешно.

М а р и я. Ты можешь смеяться надо мной? Ты способен смеяться?

Б р у н о. Я способен. Что еще остается.

М а р и я. Так объясни мне по крайней мере предмет твоего веселья. Посмеемся вместе.

Б р у н о. Пожалуйста… Ты перестала страдать. Тебя это больше не унижает. Тебе понравилась твоя жизнь. (Кричит.) Ты благополучна!

М а р и я! Как ты узнал? Тайну-то мою как ты узнал, проклятый?

Б р у н о. По твоему лицу. Тоже по твоему лицу. Думаешь, только порок оставляет печать? Нет, милая, нет. Можешь мне поверить на слово — довольство ставит печать не менее неизгладимую, чем Каинова. Ты дважды клейменная! Дважды!!