— А при чем тут я? — потянул обиженно Хотару. — Я последний раз там был, когда мне было три года. И уже семнадцать лет живу здесь, в Петербурге. Я не имею к Рассвету ни малейшего отношения.
— Что? — выдохнула я. — Семнадцать лет в лесу смерти?! Как? Почему?!
Хотару смущенно пожал плечами.
— Долгая история… Знаешь, если твой друг сможет немного поумерить свою ненависть, я пригласил бы вас наверх. У меня там чай, суп… Вкусно и горячо. Хорошо. Я соскучился по людям.
— Не пойду! — упрямился Ти Фей. — Я уверен, он врет! Рассвету веры нет!
Я заметила, что Хотару нервно щиплет себя за пальцы, и мне стало его еще жальче.
— Ти Фей, нельзя быть таким сенофобом. Подумай о супе. О чае!
— Пожалуйста, — шепнул Хотару, — я боюсь оставаться с ней наедине, она же гигантская.
Я не сразу поняла, что он обо мне, а когда поняла, то обиделась:
— Хэй! Я тут, между прочим, за тебя вступаюсь! И это благодарность, да?
— Ладно, но сперва маленькая проверка, — Ти Фей немного смягчился, и я обиделась уже на него за то, что страх Хотару оказался ему понятен. — Чем закончилась японо-китайская война?
— Что такое японо-китайская война? — искренне спросил Хотару, и я была готова присоединиться к этому вопросу. Ти Фей засмеялся.
— О небо, ты и в самом деле давно не был дома.
— Нет, серьезно, мне теперь интересно! Что это такое?
— Это такая война, окончание которой каждый год празднуется в Рассвете огромным парадом и фестивалем, — с напускным равнодушием сказал Ти Фей. — Она произошла примерно восемьсот лет тому назад. Уже нет ни Японии, ни Китая, а вы все празднуете.
— Не я, — Хотару пожал плечами. — Так… ты согласен на чай? Пожалуйста, хоть один живой человек в моей жизни…
Ти Фей встал, поднял с пола свой посох и кивнул. Хотару с открытым ртом рассматривал его, жадно внимая каждой детали.
— У тебя такая длинная коса! Можно потрогать?
— Нет.
— А кристалл на посохе?
— Нет.
— Ну хоть за руку тебя взять можно?
— Что? Конечно, нет!
Хотару заметно расстроился, но Ти Фей был глух к нему.
Вслед за дивным аборигеном мы поднялись на второй этаж здания, выглядевший точно также, как и первый. За одной из дверей мы обнаружили комнату, где шипела кастрюля на плите, и свистел чайник, но огнем не пахло. Оборудование было такое, что я и глазам поверить не могла.
— Проходите, располагайтесь, — бормотал Хотару. — Боюсь, у меня тарелка только одна, но я постараюсь что-нибудь придумать… У меня давненько не было этих, как его, гостей…
— Кто все это сделал? — удивленно спросила я. — Обои, ковры?.. Мебель?
Хотару взглянул на меня, как на дуру.
— Я разве не сказал, что уже семь лет живу совсем один?
— Но как ты смог сделать это сам? — удивленно спросила я.
— Семь лет — большой срок. Вы, ребята, можете есть из одной тарелки?
Он протянул мне плошку с супом, и я только тут поняла, как сильно замерзла — во всех помещениях стоял жуткий холод, и лишь тут, у плиты, было более—менее тепло. Я представила, насколько замерзшим должен быть Ти Фей, и молча отдала тарелку ему. Он был рад.
Разговор стих, пока мы ели. Хотару стоял у застекленного окна и смотрел на нас, почти не моргая; мне было немного неловко, а Ти Фей вообще заметно нервничал, его озябшие пальцы дрожали, но почему-то мы не хотели об этом говорить.
После еды Хотару подсел к Ти Фею и снова спросил:
— Могу я взять тебя за руку?
— Нет!
— Пожалуйста! Пожалуйста! Я семь лет не видел ни одного человека! — жалобно потянул Хотару. — Ты представляешь, что это такое, семь лет полного одиночества? Я так сильно хочу к тебе прикоснуться! Пожалуйста!
Я была бы рада предложить ему свою руку, но понимала, что парню нужно общество кого-то его биологического вида. К счастью, сердце Ти Фея, кажется, было растоплено этими мольбами, и он великодушно подал Хотару свою закованную в кольца руку. Тот схватился за нее, как утопающий за соломинку, обеими ладонями, и рухнул на колени.
— Спасибо!..
— О небеса, немедленно встань! — Ти Фей дернул его вверх, и я с удивлением отметила, что он, оказывается, был довольно силен. А я и не знала. — Выдумал тоже, на колени…
Кажется, отчаянная тоска Хотару по человеческому теплу окончательно смягчила сердце Ти Фея, и он, не отбирая своей руки, другой обнял его, хотя это и был совершенно незнакомый ему парень, происходящий из враждебного государства. Хотару выдохнул и обхватил его обеими руками, заскользив пальцами по спине, положил голову на плечо Ти Фея, прижался лбом к его воротнику. Я задумчиво наблюдала за этими объятиями двух незнакомцев и пыталась представить, смогла бы я пережить семь лет полного одиночества.
Ти Фей бросил на меня умоляющий взгляд, и я решила заговорить:
— Так, Хотару, как вышло, что ты живешь в этом всеми забытом месте уже так долго? — спросила я, рассудив, что семнадцать лет должны быть большим сроком для человека, раз уж Ти Фею все-го двадцать два года, а он уже такой взрослый. Хотару отстранился от него, но снова схватился за его руку и принялся ее всячески гладить, не замечая, что Ти Фею это неприятно.