Непрямое говорение

§ 11. Принцип «лестницы модификаций». Гуссерлевы версии решения вопроса о модальности соответствуют общей регулятивной идее всего гуссерлева подхода к языку – идее многоступенчатой «лестницы модификаций». [289] Мы уже видели (в Экскурсе 2), как эта идея «работает» у Гуссерля при разведении вне коммуникативных актов выражения и актов извещения: эти типы актов оценивались Гуссерлем как модификационные ступени единого по природе, но качественно дифференцированного по сфере применения процесса языкового выражения. При этом «гласящие» слова, т. е. обычный предмет лингвистики, понимались Гуссерлем не только как «не все выражение», но и как «не выражение» в собственном независимом смысле: коммуникативно-гласящие высказывания могут считаться выражением, говорит Гуссерль, исключительно на том основании, что они выражают то, что само уже есть выражение (используемая в развернутой и коммуникативно ориентированной речи семантика сама уже есть выражение ноэтически-ноэматических структур сознания). Гуссерлем утверждался, таким образом, постулат о деуступенчатости выражения вообще и тем самым – о второступенчатости, о «наследническом» характере всякого коммуникативного выражения и о посредничающем статусе семантического и логического. Коммуникативная речь – это всегда «выражение выражения»: коммуникативность налагается на логическое выражение (не обязательно на суждение, но на номинацию). Однако означенные две ступени («выражение выражения») – это для феноменологии говорения как минимум. Она может мыслить дальнейшее продвижение к тройственности (а возможно, и далее – к многоступенчатой «лестнице»): к «выражению выражения выражения», причем это увеличение количества ступеней лестницы модификаций возможно в ее обе стороны. При развертывании лестницы Гуссерля в сторону чувственной речи такую тройственность иллюстрировать легко: в языковых выражениях в их обычном понимании косвенная, например, речь – это выражение чужого выражения, которое само есть, согласно описанному гуссерлеву постулату, выражение логического акта выражения. В эту – условно «бахтинскую» – сторону Гуссерль в «Идеях 1» не шел, он двигался здесь в противоположном («лосевском») направлении, развертывая лестницу модификаций к вскрытию того – третьего – пласта «смысла и предложения», который локализован «прежде» или «вне» логики – внутри самих и всех без исключения ноэм, т. е. между логическим выражением и «самой вещью». В отличие от ЛИ эта третья ступень из «Идей 1» самим фактом включения понятия предложение «берет» семантику иначе – уже не чисто ноэматически, а с добавлением элементов ноэтики, или в ее, как обозначила бы лингвистика, процессуально-синтаксическом («пред-ложенческом»), а не статично-понятийном и номинирующем («лексическом») аспекте. Причем содержательность статусно трансформируется здесь от «семантики» до «смысла» (того, что не просто означивает, как значения, а осмысляет, придает смысл). «Ведь необходимо, – говорит Гуссерль, – постоянно иметь в виду, что понятия «смысл» и «предложение» не содержат для нас ничего от выражения и понятийного значения, зато обнимают собою все выраженные предложения и, соответственно, значения предложений. Согласно нашим анализам эти понятия обозначают абстрактный слой, принадлежный к полной ткани всех ноэм. Весьма перспективно для нашего познания, если бы удалось обрести этот слой в его полноохватной всеобщности…» (§ 133). Нельзя не увидеть, или во всяком случае не предположить, что здесь содержание в ипостаси смысла сдвигается этим гуссерлевым абстрактным пластом «смысла и предложения» не только ближе к ноэсам, но и на позицию «выше» или – еще интереснее – «сбоку» от логики. Именно в этой зоне – «прежде» или «сбоку» от логики – и локализована гуссерлева версия решения проблемы модальности.