Непрямое говорение

§ 72. Ложные пространственные разрывы ФВ. Метафора как ложная смена ФВ. В своем общем действии смены ФВ всегда есть некое перемещение луча внимания по ноэматическому пространству, доступному кругозору ноэсы, т. е. в феноменологическом смысле смены ФВ – пространственный процесс. К тропологии, по-видимому, можно отнести особую разновидность этих пространственных сдвигов – ложные пространственные сдвиги и разрывы между непосредственно смененными ФВ.

Это происходит тогда, когда резко смещается ноэматический состав остающейся при этом той же ноэтической ситуации, часто – на переходе от необразного фрагмента к тропу или от одного тропа к другому, как в пушкинском: «Напрасно я бегу к сионским высотам, /Грех алчный гонится за мною по пятам; / Так ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий, /Голодный лев следит оленя бег пахучий». Между второй и третьей строками здесь полностью сменено ноэматическое окружение (то, что называется «семантическим сдвигом») фокуса внимания, а значит, формально сменен и сам ФВ, ибо он всегда момент ноэмы, однако ноэтическая ситуация – ее кругозор и ее ФВ – в действительности сохранены теми же. Второй ноэматический состав этой ситуации – это новое ноэматическое окружение того же ФВ, т. е. новый ноэматический состав помещен в ту же исходную ноэтическую ситуацию. Хотя, таким образом, это новое окружение и оснащено собственным ФВ, он не имеет прямого референциального значения; этот новый ФВ использован как вторичная ноэса – как дополнительная тонально-модальная ноэса к исходному ноэтическому кругозору и исходному ФВ, расширяя, тем самым, прямой семантический смысл первых двух строк. Здесь, таким образом, один несменяемый интенциональный объект (доминантный ФВ), но несколько ноэматических наполнений ноэтической ситуации или несколько ноэматических окружений этого доминантного ФВ и, соответственно, несколько ФВ. Вторая строка с олицетворением также несет изменения ноэматического состава и смену ФВ, но этот сдвиг не столь резкий, как в третьей и четвертой – метафорических – строках: он не прерывает связное течение фразы, не меняет ноэматическое окружение исходной ноэтической ситуации (мы еще вернемся к анализу этих пушкинских строк в их иных смысловых измерениях – см. Глава 4, § «Предмет речи как свернутая точка говорения»).

В механизм метафоры часто входят такие пространственные сдвиги и разрывы ФВ с последующим наложением; их действие можно описать как использование одного ноэматического состава со своим ФВ в качестве ноэсы к другому ноэматическому составу и его ФВ. Хотя, таким образом, формально в этих случаях и производится полная и резкая смена ФВ, по результирующему смыслу это другой процесс – присовокупление дополнительной ноэсы к исходному ФВ. Такое нанизывание фокусов внимания на единый интенциональный стержень, порождающее дополнительные смыслы, фактически оказывается приемом ложных смен ФВ. Ложной сменой ФВ являются и метонимия, и синекдоха (со своими особенностями в ноэтическом механизме).

Схож прием ложных смен ФВ и с описанным в статье об антиномическом принципе Вяч. Иванова приемом деобъективации референта, с погашением именующих потенций фиксирующего ФВ слова. В частности, с нанизыванием двух пар антонимов на один рассеянно, необъектно фокусируемый интенциональный объект: «Розы сладость /На горечи Креста» (3, 445); или с тем, что выше было названо «всасыванием» в воронку символического тожественного суждения двух пар взаимонанизанных антонимов: «И корни – свет ветвей, и ветви – сон корней» (1, 747). Как определялось нами ранее, здесь теряет отчетливые очертания предметная контурность общего референта, в терминах же феноменологии говорения – здесь размывается ФВ за счет нанизывания нескольких ФВ. Здесь тоже нет реальной смены ФВ – это тоже их ложная смена, но, по сравнению с обычной (несимволической) метафорой, здесь нет и фиксированного исходного ФВ. Тропы используют универсальность ФВ и их смен в своих целях – и для дополнительного непрямого именования, и для расшатывания именования как такового.