Непрямое говорение

§ 74. Идеальные «вечные» смыслы – не предмет феноменологии говорения. В «Начале геометрии» Гуссерля говорится, что конкретное использование слов осуществляет «локализацию» и «темпорализацию» идеального смысла, который сам по себе не является ни локальным, ни временным. По Мерло-Понти, «здесь имеет место движение, с помощью которого идеальное существование ниспадает в локальность и временность, – и обратное движение, благодаря которому акт говорения, осуществляемый здесь и теперь, обосновывает идеальность истины» . [359] По принципу описания (ниспадение смысла через язык в пространство и время и обратное движение) эта Гуссерлева идея и ее интерпретация Мерло-Понти схожи с тем, что говорилось нами выше, но предмет этих «передвижений» в нашем случае принципиально иной: речь идет не об идеально-вечном смысле, а о «ноэтическом смысле», которому не придаются столь «ответственные» статус и параметры. Гуссерль искал обоснования того, каким образом идеальная вечная истина может быть выражена в языке через темпорализацию и локализацию, у феноменологии же говорения, как здесь полагается, не должно быть истинностных претензий. Речь здесь должна вестись о выражении не того, что истинно, а о выражаемости и понимаемости прямых и непрямых смыслов безотносительно к их истинности. Это может быть в том числе и смысл, оцениваемый как вневременной и «истинностный», но это может быть и любой ноэтически ситуативный смысл, свойственный такому-то и такому-то ноэматическому положению дел и такой-то и такой-то ноэтической ситуации, и даже – значимый только для такого-то и такого-то говорящего. В феноменологии говорения проблема не в том, чтобы слушающий согласился считать высказанное идеальной истиной в себе, а в том, чтобы выявить условия и способы адекватного понимания слушающим передаваемого смысла, включая и тот, с которым слушающий при этом не согласится. В феноменологии говорения, таким образом, гуссерлевы вопросы модифицируются: не как возможно выражение на языке идеального смысла-истины, по типу геометрических истин, а как возможно выражение любого смысла, смысла вообще. Это оборотная сторона того, что интересовало Гуссерля: не как возможно всеобщее понимание идеальных смыслов-истин, а как возможно всеобщее понимание текучего, не претендующего на вневременную истинность смысла. Понимание такого смысла тоже имеет типологические закономерности и опирается на всеобщности – причем две: на всеобщность значений, на язык (а не на всеобщность внеязыкового смысла-истины) и, второе, на всеобщность ноэтических ситуаций и синтактических ноэматических процессов в последовательном течении актов сознания, без которых недействительны и всеобщности значений. На этой второй всеобщности и должно быть акцентировано, с нашей точки зрения, внимание феноменологии говорения, причем она может оцениваться здесь как более фундаментальная, чем первая: семантика – это застывшая лава актов сознания. Без оживляющих их живых актов и ноэтических ситуаций передача через семантику прямого и непрямого смыслов была бы невозможна.