Непрямое говорение

«Наш вопрос <вопрос о Ничто: что и как оно есть> обычно привлекаемое основное правило всякого мышления вообще, положение об избежании противоречия, общезначимая «логика» подсекают… в корне. Мышлению, которое по своей сути всегда есть мышление о чем-то <о ноэматическом составе) поистине пришлось бы, занявшись продумыванием Ничто, действовать наперекор собственной сущности… Поскольку, таким образом, нам вообще отказано в возможности сделать Ничто предметом <ноэмой>, со всем нашим вопрошанием о Ничто мы уже подошли к концу – при условии, что в данном вопросе «логика» шоэматический гуссерлев смысл) возвышается как последняя инстанция, что рассудок есть средство, а мышление – способ уловить Ничто в его истоках и принять решение о путях его потенциального раскрытия… Так ли уж надежна, однако, предпосылка этих рассуждений?».

«Не надежна», говорит Хайдеггер и предлагает выйти не только «за» ноэматику, но и «за» рассудочную ноэтику – в некую, условно, экзистенциально-экспрессивно-тональную первоосновность всего: «Мы будем утверждать: Ничто первоначальнее, чем Нет и отрицание <рассудочная ноэса>. Если этот тезис правомочен, то возможность отрицания как действия рассудка и вместе с ней сам рассудок зависят неким образом от Ничто… Где нам искать Ничто? Как нам найти Ничто?».

Чтобы найти Ничто, надо знать «сущее в целом». Ноэматика здесь бессильна, но можно искать «сущее в целом» в экзистенциально-тональной сфере «настроенностей» сознания – в скуке, тоске, радости, волевой деятельности (по существу – это гуссерлевы «ноэсы сферы душевного и воли»): «Даже тогда, и именно тогда, когда мы не заняты непосредственно вещами и самими собой, нас захватывает это „в целом“ – например, при настоящей скуке. До нее еще далеко, когда нам просто скучна эта книга или этот спектакль, эта профессия или это безделье. Она врывается, когда „берет тоска“. Глубокая тоска, бредящая в безднах нашего бытия, как глухой туман, сдвигает все вещи, людей и тебя самого вместе с ними в одну кучу какого-то странного безразличия. Эта тоска приоткрывает сущее в целом. Другую возможность такого открытия таит радость от близости человеческого бытия… Подобное настроение, когда „все“ становится таким или Другим, дает нам – в лучах этого настроения – ощутить себя посреди сущего в целом. Наша настроенность не только приоткрывает, всякий раз по-своему, сущее в целом, но такое приоткрывание – в полном отличии от просто случающегося с нами – есть одновременно фундаментальное событие нашего человеческого бытия <"ноэсы сферы душевного и воли" первичны по отношению к ноэматическому составу и рассудочной ноэтике>. То, что мы называем такими «ощущениями», не есть ни мимолетный аккомпанемент нашей мыслительной и волеполагающей деятельности, ни просто побудительный повод к таковой, ни случайно наплывающее состояние из тех, с какими приходится как-то справляться».