Непрямое говорение

Для феноменологии говорения, конечно, центральная линия всей этой темы – то, какую языковую транскрипцию из Ничто и «фундаментального настроения ужаса» выводит Хайдеггер. Эта линия соткана им из разных нитей. С одной стороны, Хайдеггер дистанцирует язык от «фундаментального настроения ужаса» («Ужас перебивает в нас способность речи»), но, с другой стороны, дистанцируется, похоже, не весь, а связанный именно с ноэматическим смыслом язык: «Раз сущее в целом <все ноэматическое> ускользает и надвигается прямо-таки Ничто, перед его лицом умолкает всякое говорение с его «есть»». Поскольку «есть» всегда – там, где оно относится к ноэме (X есть Y), Хайдеггера, по-видимому, можно понять в том смысле, что всякая исключительно ноэматическая речь и только ноэматические смыслы (семантизация «того, о чем» речь) изначально ущербны. «Ничто приоткрывает себя в настроении ужаса – но не как сущее <не как «обычная», поддающаяся семантизации ноэма>. Равным образом оно не дано и как предмет …»

Как Ничто – не ноэма, так Ужас в качестве фундаментального настроения – не обычная ноэса: «Ужас вовсе не способ постижения Ничто», хотя именно благодаря Ужасу «и в нем Ничто приоткрывается», но делает это не так, как открывается в ноэсах ноэматическое сущее. В Ужасе сущее «оседает», «при ужасе сущее в целом становится шатким» – наблюдается расщепление и распад ноэматического состава, но не полный: он «все-таки не уничтожается ужасом так, чтобы оставить после себя Ничто… Скорее, Ничто дает о себе знать, собственно, вместе с сущим и в сущем как целиком ускользающем». Фактически здесь – как надо, видимо, понимать – не идея абсолютного распыления, аннигиляции ноэматического состава («при ужасе вовсе не происходит уничтожение всего сущего»), а идея снятия покрывала абсолютности с ноэматического смысла, идея его погружения в творящую пустоту Ничто и превращение его былых форм в условность, в неполноту (если не в «непрямоту»). Ужас «отшатывает» – отшатывает от себя, и Ничто, тем самым, опять «отсылает к тонущему сущему в целом». Ничто, тем самым, опять возвращает нас к ноэматике, но это уже другая ноэматика – прошедшая горнило смерти: присущее Ужасу и Ничто «отталкивающее отсылание» к ускользающему сущему в целом «приоткрывает это сущее в его полной, до того сокрытой странности как нечто совершенно Другое – в противовес Ничто». Ничто и Ужас – эти символы абсолютной вне субъектной ноэтики – одаривают, таким образом, исходную нере флектирующую в Ужасе и потому ущербную ноэматику ранее сокрытой странностью казавшегося когда-то нормальным предметного мира и – полнотой достижимости: «5 светлой ночи ужасающего Ничто впервые достигается элементарное раскрытие сущего как такового: раскрывается, что оно есть сущее, а не Ничто». Это можно толковать так, что фундаментальная экзистенциально-экспрессивная ноэса впервые дает ноэме, по Хайдеггеру, раскрыться как именно ноэме. Фундаментальное ноэтическое состояние – «вовсе не пояснение задним числом, а изначальное условие возможности всякого раскрытия сущего вообще»; оно изначальнее любого ноэматического смысла.