Непрямое говорение

Можно, радикализуя идею, сказать, что у Хайдеггера в истоке языка – енесубъектная праноэса. Решающий в этом отношении момент состоит в том, что фундаментальная модальность Ужаса, являющаяся изначальным условием уловления сущего в форме ноэм и смыслов, локализуется Хайдеггером до чистого Я и его свободных актов: «Без изначальнойраскрытости Ничто нет никакой самости Я и никакой свободы». Вот итоговая формула Хайдеггера: «Тем самым ответ на наш вопрос о Ничто добыт. Ничто – не предмет, не вообще что-либо сущее <не «то, о чем», не ноэма в широком смысле). Оно не встречается ни само по себе, ни рядом с сущим, наподобие приложения к нему. Ничто есть условие возможности раскрытия сущего как такового для человеческого бытия» – то есть Ничто в широком смысле есть вместе с Ужасом праноэса, в том числе для чистого феноменологического Я. Как «праноэса сущего» Ничто обладает относительно Я предсуществованием. Понимание акта и интенции в таком случае также полностью деперсонифицируется. В перспективе «истинно» говорить может, с такой точки зрения, только сам язык.

На естественно возникающую здесь заминку понимания Хайдеггер тут же отвечает: «Только теперь наконец должно получить слово слишком уже долго сдерживавшееся сомнение. Если наше бытие может вступить в отношение к сущему…, только благодаря выдвинутости в Ничто, если Ничто изначально открывается только в настроении ужаса <т. е. если ноэматические смыслы возможны в своем неущербном существе только будучи погружены в фундаментальный Ужас Ничто, в фундаментальную бессубъектную и безъобъектную праноэсу), не придется ли нам постоянно терять почву под ногами в этом ужасе, чтобы иметь возможность вообще экзистировать! А разве не мы же сами признали, что этот изначальный ужас бывает редко! Что главное, мы ведь все так или иначе экзистируем и вступаем в отношение к сущему, каким мы не являемся и каким мы являемся сами, – без всякого такого ужаса. Не есть ли он прихотливая выдумка, а приписанное ему Ничто – передержка1)».

То, что этот изначальный ужас бывает лишь в редкие мгновенья, означает «Только одно: на поверхности и обычно Ничто в своей изначальности от нас заслонено шзначальность тональной праноэтики по отношению к ноэматике для нас обычно заслонена). Чем же? Тем, что мы в определенном смысле даем себе совершенно затеряться в сущем <в хаотично воспринимаемых ноэматических смыслах). Чем больше мы в своих стратегемах поворачиваемся к сущему, тем меньше мы даем ему ускользать как таковому; тем больше мы отворачиваемся от Ничто». Но тем бесповоротней остаемся лишь на смысловой поверхности бытия: «Зато и тем вернее мы выгоняем сами себя на общедоступную внешнюю поверхность нашего бытия», тем вернее остаемся на облегченной ноэматической поверхности смысла, отсекая сами себя от его экзистенциальных глубин, тонально-ноэтических измерений и фундаментальных тонально-ноэтических предусловий.