Непридуманные истории, или Монастырские встречи — 2

— Сплю я однажды крепко, а мать Сепфора будит меня: «Вставай, Пантюша, ну что ты спишь?! Меня обокрали!» Поднимаюсь и иду, куда она показывает, в угол комнаты, а там у комода бесята матушкины чётки утащили и возятся с ними. Сами размером немного побольше кошки и в синих штанишках.

— Матушка! Ты что, их видела?!

— Старице духовный мир открыт был. Она всё видела. А по её молитвам и мне Господь открывал. Матушке бесы часто козни чинили. Она, бывало, скажет: «Ох, и надоели мне эти мальчишки в штанишках!» «Мальчишками» их иногда называла.

— А тебе было страшно?

— Рядом с матушкой мне страшно не было. Она была очень мужественная. Духовный воин. И меня учила быть мужественной. Она молится, и я с молитвой подошла, бесята врассыпную бросились. Я чётки подняла и матушке отнесла.

С опаской гляжу на подарок. Уж не эти ли чётки воровали? А мать Анастасия улыбается.

Господь сильнее

— Что, вообще страшно не было?

— Без матушки Сепфоры было и страшно... Поехали мы как-то на похороны матушкиной старшей дочки Александры в Загорск. Я и мать Иоанна. Мы тогда ещё были монахинями. Мать Иоанна поднялась в дом, а я осталась одна на улице. Стою и чувствую — кто-то сзади мне руки на плечи положил. И такая страшная тяжесть! И ужас почувствовала. Голову назад немного повернула, смотрю через плечо — бес! Лапы мне на плечи положил и в глаза смотрит в упор. Я ничего страшнее этого взгляда в жизни не видела. А в голове сразу — пустота. Ни одной молитвы вспомнить не могу. Только ужас леденящий... С трудом вспомнила и прошептала: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...» — и бес тут же пропал.

Возвращаюсь домой, мать Сепфора мне двери открывает и — с порога:

— Ну что, посмотрела, какие бесы бывают?

Мать Анастасия молчит, вспоминает, видимо, переживая всё заново. Потом продолжает:

— Как-то в дом к нам стали ломиться какие-то мужики пьяные, бандиты, что ли, целая банда прямо. Матушка начала молиться — и тут же все исчезли. Тишина. Я спрашиваю: «Так это не люди?» А она: «Нет, Пантюша, это не люди». Учила меня, чтобы я не боялась. Нельзя бояться. Господь сильнее. Нужно быть мужественной.

В храме Всех святых в Туле стоим мы как-то с матушкой. А к нам подходит бесноватая. И начинает нас спиной прижимать к стене. Они, одержимые, бывают очень сильными. Так нас прижала, что мне уже дышать нечем. А матушка ждёт, не молится, хочет меня научить. Говорит: «Молись, Пантюша! Я буду Божией Матери молиться, а ты молись Николаю Чудотворцу!» Я еле-еле руку высвободила и крестное знамение наложила, как эту бесноватую от нас отбросило и понесло волчком на улицу. Так она больше около нас и не появлялась.

Как птичка летала

— Матушка, а тебе рядом с такой подвижницей тяжело было?

— Нет. Совсем не тяжело. Матушка к себе была строга. А к людям она терпеливо относилась, с пониманием. Знала меру каждого.

Я слушаю и вспоминаю святых отцов: «Чем выше человек в духовном отношении, тем он строже к себе и снисходительнее к окружающим». А мы часто поступаем наоборот. Для себя находим всевозможные отговорки, легко извиняем свои такие «милые и невинные» слабости, ссылаемся на искушения, обстоятельства... А к окружающим строги и придирчивы...

А матушка продолжает:

— Мать Сепфора меня отправляла первое время в Оптину. Оптина тогда только восстанавливалась. Я готовила очень вкусно. Вот и несла послушание на кухне и в трапезной. На Пасху делала три котла по пятьдесят килограмм Пасхи и по пятьсот куличей. Вкусно получалось с молитвой-то!

— А для матери Сепфоры тоже готовила?

— Ну а как же! Она ела очень мало. Супу — три ложки. Ни больше и ни меньше. У неё такая чашечка маленькая была. Она скрывала, что мало ест. Бывало, скажет, что поела уже. Или сидит вместе со всеми за столом, пока другие тарелку супа съедят, она — пару ложечек. А вроде ест со всеми вместе. Все свои подвиги старалась скрывать, и молитву, и пост.

Сама ела мало, а очень любила угощать. Я привезу ей из монастыря подарки: конфет, печенья — а она радуется: вот, дескать, пустячки привезли! Сладости пустячками называла. Тут же всё и раздаст на гостинцы.

А один раз на Рождество собрали матушке подарки, а келарь ошибся и не тот пакет дал. Я приезжаю к матушке радостная: «Я тебе подарки на Рождество привезла!» Открываю пакет, а там только булки хлеба. А куда нам столько хлеба?! «Вези, Пантюша, хлеб назад!» Возвращаюсь с хлебом, а там уже келарь из дверей выбегает, извиняется. Сам понял, что ошибся, и другой пакет выносит с подарками. Привезла я это матушке, а она тут же всё и раздала.

Да, рядом с матушкой я никакого горя не знала. Она обо мне заботилась. Иногда я на исповедь ездила в Загорск, в Троице-Сергиеву лавру. Исповедаюсь, причащусь, возвращаюсь назад, а матушка мне тут же всё расскажет: у кого исповедалась, о каких грехах забыла рассказать. Конечно, я не нарочно забывала-то. А тут матушка всё напомнит, я в следующий раз их и исповедаю. Так что мне с матушкой очень хорошо жилось. Как птичка летала.

Искушение