Непридуманные истории Мавридики и её друзей

Все кругом смеялись, Гена тоже, опробовав жжёной жидкости, немного окосел. Он никак не мог понять, чего хочет от него товарищ Е. Гайдук?

А когда товарищ, хлебанув прямо из горла, полез целоваться к Геннадию, тот от страха двинул кулаком между глаз Гайдуку, да так, что тот сел на пол и заревел.

Потом в доказательство, что он по праву претендует на Гену, поднял товарищ Гайдук толстовку и показал, извините, молочные железы, самые настоящие, мадамские.

Те, кто был не слишком пьян, вмиг протрезвели.

– Гайдук, – орали они, – ты, что, девка?

На что Гайдук, пьяно рыдая, сказал – или вернее сказала, что, конечно, и звать её Елизавета Гайдук. Лизка она!

Ни до, ни потом, какое-то время спустя, не видел Геннадий женских интимных частей тела, да ещё в такой близости. Бежал он с того междусобойчика на заплетающихся ногах, с шапкой в руках. По дороге ему было плохо, его рвало и поднялась температура.

Гена даже проболел три дня.

С товарищем Е. Гайдуком они объяснились: Гена честно сказал, что интимные подробности тела товарища его не интересуют, и вообще, он весь в учёбе.

Гена хотел стать великим учёным. До тех самых пор, пока не увидел ЕЁ.

Они были первокурсницы – весёлые, красивые, как стайка разноцветных колибри, в своих плащиках, с зонтиками. А он, Гена, бежал в дырявых ботинках и в пальто с короткими рукавами, из которого выглядывали мослы больших рабочих рук.

Чтобы как-то прокормиться им с тёткой, Гена разгружал вагоны: с мукой, с углём, с консервой, рыбой – да с чем придётся, по вечерам…

Она окликнула его, и весь мир пропал, только она стоит и смеётся.

Так Геннадий познал любовь.

Он читал Ей стихи, и собственного сочинения тоже. Она им восхищалась и хлопала большими ресницами, а он не замечал, что была Она непроходима глупа, как пробка.

Зато замечала это товарищ Е. Гайдук и высмеивала при каждом удобном случае. Но Ей было плевать, ведь Она не понимала тонкого и злого юмора товарища Е. Гайдук.

Она познакомила Гену с мамой, своей мамой.

– Мамочка, знакомься, это Зелёный!

– Здравствуйте, товарищ Зелёный, – Софья Максимовна крепко сжала руку Геннадия.

– Ха-ха-ха, мамочка, ха-ха-ха.

– Лёля! Что здесь смешного?

– А то мамочка, то!!! Ха-ха-ха, его Геннадий зовут! Геннадий!

– Геннадий? А Зелёный что, фамилия? Лёля! Ведь это неприлично!

– Мамочка, это я так Геночку зову, Зелёный, ну он же Гееена…

– И что?

– Крокодил! Мамочка! Зелёный крокодил! Гена – крокодил! Ну мамочка, ну как ты не поймёшь! Я же не буду звать Генночку крокодилом, ха-ха-ха.

– Лёля! Ты, простите, молодой человек, дура!

– Ну мамочка!

Так же Гена познакомил свою Лёлю с тётей. Тётя была более снисходительна к девушке. Она спросила только, не тяжело ли Лёле учиться в институте и как она туда поступила?

– Не тяжело, – сказал девушка, – там такие все миленькие, а ещё мне Зелёненький помогает, что дяденька удивляется, как я такие задачечки могу решать. А это не я, ахахахаха, это Зелёненький.

– Какой дяденька, детка?

– Мамин брат. Он же этим, как его, редектором там работает, он самый главный редектор.

– Ректор?

– А, да, редектор.

Вечером Гена с горящими глазами ждал, что скажет тётка про его милую Лёлю.

– Тётушка, правда Лёля прелесть?

– Прелесть, прелесть. Геночка, она же как пробка, она тупая, Гена! Может лучше Е. Гайдук?

– Никогда! – обиженно вскинулся Гена, – ни за что!!!

Мама же Лёлина, Софья Максимовна, вцепилась в Гену мёртвой хваткой. О лучшей партии для своей Лёли она и не мечтала.

Вскоре молодые женились и начали жить с тёщей.

Она командовала ими, будто они были оба её маленькими детьми.

Вскоре тёти не стало, тёща не дала продавать квартиру, а, отмыв и очистив её, пустила туда квартирантов. Деньги от аренды складывала на счёт.

– Пригодятся, – говорила она.

Тёща решала, когда им ездить в отпуск, что им надевать и какие трусы покупать.

Так прошло двенадцать лет.

Гена работал в хорошем месте, он выправился, стал довольно-таки интересным мужчиной, но всё так же с обожанием смотрел на свою Лёлю. Тёща требовала внуков, но Лёля категорически не хотела обременять себя ничем и никем. Лёля так и осталась колибри.

А три месяца назад наглым и деловым тоном их Лёля, их глупышка, вдруг заявила, что она уезжает к морю…

– К какому морю? – генеральским голосом спросила тёща.

– К Чёрному, мама! Что за вопросы?

– Отпуск через месяц!

– А я не в отпуск, дорогие мои, я выхожу замуж!

– Лёля! Опомнись, ты двенадцать лет как замужем!

– Я развожусь с Геночкой, мамочка! И выхожу замуж за Бричкина! Он талантливый художник, он любит меня.

– Лёля! Ты дура!!!

– Нет, мама! Я не дура! Бричкин – талант! Ранимая душа, он пропадёт без меня!

– Лёля! Это какой Бричкин? Который рисует глаз на жопе и ногу, торчащую из головы?

– Мама! Не позорься, если ты не понимаешь в современном искусстве…

И Лёля, пожелав всем удачи, умчалась со своим Бричкиным, рисующим странные картины, жить к морю.

А Гена остался с тёщей вдвоём, в его квартире пока жили квартиранты.

Гена в очередной раз попытался устроить свою судьбу, но тёща опять появилась и всё испортила.