Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма

Одним из признаков этой регрессии является исходящее от новых европейских правых требование более «сбалансированного» взгляда на два «экстремизма» – правый и левый: нам постоянно говорят, что к крайне левым (коммунистам) следует относиться так же, как Европа относилась к крайне правым после Второй мировой войны (побежденным фашистам и нацистам). Но этот новый «баланс» чрезвычайно разбалансирован: уравнивание фашизма с коммунизмом подразумевает тайное предпочтение фашизма, о чем свидетельствует ряд аргументов – например, идея о том, что фашизм копировал предшествовавший ему коммунизм: прежде чем стать фашистом, Муссолини был социалистом, и даже Гитлер был национал-социалистом; концентрационные лагеря и случаи геноцида можно было обнаружить в Советском Союзе за десять лет до того, как нацисты взялись за те же средства; уничтожение евреев имеет под собой очевидный прецедент в виде уничтожения классовых врагов и т. д. Суть этой аргументации заключается в том, что умеренный фашизм был обоснованным ответом на коммунистическую угрозу (утверждение, с помощью которого Эрнст Нольте в 1933 году оправдывал причастность Хайдеггера к нацизму). В Словении правые выступают за реабилитацию антикоммунистического ополчения, сражавшегося с партизанами во Время второй мировой войны: они сделали трудный выбор, начав сотрудничать с нацистами, чтобы предотвратить гораздо большее абсолютное зло коммунизма. Но то же самое можно было бы сказать и о нацистах (или по крайней мере о фашистах): они делали то, что делали, ради предотвращения абсолютного зла коммунизма⁵⁵.

Как нам поступить в такой ситуации? Мейнстримные либералы говорят нам, что, когда демократическим ценностям угрожают этнические или религиозные фундаменталисты, мы все должны объединиться под либерально-демократическим знаменем культурной терпимости, спасти то, что можно спасти, и оставить мечты о более радикальных социальных преобразованиях. Однако в этом призыве к солидарности кроется роковая ошибка: он не учитывает того, что либеральная вседозволенность и фундаментализм образуют порочный круг, когда два полюса порождают и предполагают друг друга.

Итак, какова судьба либерально-демократической капиталистической европейской мечты в Украине? Нельзя с уверенность сказать, что ждет страну, если она вступит в ЕС. Вспомните анекдот о Рабиновиче, процитированный в первой главе, – мы можем легко представить схожий диалог между критичным украинцем и финансовым администратором, работающим на Европейский Союз. Украинец жалуется: «У нас в Украине есть две причины для паники. Во-первых, мы боимся, что ЕС просто бросит нас и позволит нашей экономике рухнуть». Администратор ЕС перебивает его: «Поверьте, мы не оставим вас, а будем жестко контролировать и советовать вам, что делать!» «Вот-вот, – спокойно отвечает украинец, – это как раз вторая причина».

Поэтому вопрос не в том, достойна ли Украина Европы или достаточно ли она хороша для вступления в ЕС, а в том, способна ли сегодняшняя Европа оправдать самые сокровенные чаяния украинцев. Если в итоге Украина столкнется с этническим фундаментализмом и либеральным капитализмом, а олигархи будут дергать за ниточки, она станет не более европейской, чем современная Россия (или Венгрия). (И, между прочим, было бы крайне важно рассказать всю историю конфликта между разными группами олигархов – «пророссийскими» и «прозападными», которая является подоплекой текущих событий в Украине.) Политические комментаторы утверждают, что ЕС сделал недостаточно для поддержки Украины в ее конфликте с Россией и что его реакция на российскую оккупацию и аннексию Крыма была нерешительной. Но есть кое-что еще, что ЕС не смог или не пожелал сделать: предложить Украине реалистичную стратегию выхода из этого тупика. Чтобы сделать это, Европа должна сначала преобразоваться сама и вновь стать верной эмансипационному ядру своего наследия.

Прямо говоря, если складывающийся Новый мировой порядок – наша непреложная судьба, то Европа потеряна, поэтому единственное решение для нее – рискнуть и снять это заклятие. Лишь в такой новой Европе Украина сможет найти свое место. Не украинцы должны учиться у Европы, а сама Европа должна научиться воплощать ту мечту, которая мотивировала протестующих на Майдане. Сегодня как никогда необходима верность эмансипативному ядру европейского наследия. Урок, который следует усвоить напуганным либералам, таков: только более радикализованные левые могут спасти то, что стоит спасать из оставшегося либерального наследия.