Неприятности в старшей школе

– Он был одним из клиентов моей матери, когда я была совсем еще ребенком. Приходил раз в неделю, каждую неделю, по меньшей мере год. В тот день, когда он дал мне этот нож, я видела его в последний раз. – Я киваю Ройсу, поднимаю руки, и он перебрасывает мне обратно мой нож.

– Когда это было? – спрашивает Ройс.

– Одиннадцать лет назад. – Я облизываю губы, окидывая взглядом всех троих. Время по-прежнему не стыкуется, если учитывать, в течение какого срока, по ее словам, он платит ей. – Видимо, она подложила ему свинью как раз после той последней ночи. Я не буду извиняться за то, что она сделала, я отказываюсь делать это за нее, но… Мне жаль, парни, что вы были лишены его физического присутствия.

– В этом нет твоей вины, – говорит Ройс, и я пожимаю плечами.

Нахмурившись, Кэп заводит руку за спину и достает из заднего кармана кастет. Он наклоняется и протягивает его мне.

Отлитый из настоящего серебра, он довольно тяжелый. Дорогой. Сбоку выбит крошечный якорь – такой же, как у него между костяшками пальцев, а отверстия огибает выгравированная надпись: «Семья – это не только общая кровь».

Внутри меня разгорается пожар, и я крепче сжимаю кастет.

Ройс подходит ко мне и опускается на колени. Он стягивает с себя толстовку и, перевернув руку, показывает мне нижнюю часть своего тату-рукава.

Вплетенные в затейливый рисунок слова не так-то легко увидеть и прочитать – они спрятаны там, чтобы о них знал только он.

– Дома у меня есть кулон с гербом, который я носил на шее, но однажды я чуть его не потерял. А теперь, что бы ни случилось, моя семья всегда со мной, – рассказывает Ройс.

Мэддок садится прямо и достает свой бумажник, из внутреннего кармана которого вытаскивает ключ и протягивает его мне.

Я переворачиваю его и вижу ту же надпись, выгравированную по краю.

Я провожу по ней пальцами, делая глубокий вдох.

– Что он открывает?

– Пока не знаю – может, ничего, просто такой вот сувенир, – отвечает он, умолкая на мгновение. – Мы были не обязаны принимать друг друга, когда поняли, что мы дети разных родителей, но мы семья во всех смыслах этого слова. Мы сами выбрали друг друга. – Я поднимаю взгляд, встречаясь взглядом с Мэддоком. – А теперь мы выбрали тебя, – с придыханием произносит он. – Он выбрал тебя.

– Он видел меня только ночью, когда я была всего лишь дочерью проститутки-наркоманки, которую он отвлекал мороженым и чертовым кино. Он даже не знал меня, Мэддок, как и все то дерьмо, которое я творила при свете дня уже в семь лет.

– У него отличная интуиция.

Я качаю головой, и Мэддок обхватывает ладонями мое лицо, снова нахмурившись.

– Рэйвен, это был не его нож, – произносит он, отделяя каждое слово. – Я никогда раньше не видел этого ножа. У Брейшо есть свои правила, и если какая-то вещь была отдана тебе кем-то из Брей, она была создана специально для тебя. Он не отдал тебе что-то свое. Эти слова священны. Если он дал тебе что-то, на чем они выгравированы, – значит, он знал, что однажды ты окажешься именно там, где ты сейчас. С нами.

– Он выкупил меня у моей матери по бог его знает какой причине, ведь она отправила его в тюрьму. Может, он сделал это даже раньше и потому платил ей уже два года до того, как его посадили.

Мэддок качает головой.

– Я не знаю. То, что он сел в тюрьму, всегда казалось чем-то бессмысленным, мое задержание тоже было, мать его, бессмысленным, если смотреть на это с нашей перспективы. Мы Брейшо, с нами такого не случается, так что я уверен, что за всем этим стоял какой-то план. Как и в том, как он нас ошарашил. Мы думали, что, возможно, дело было в том, что его арестовали в другом городе, и поэтому его не сразу же выпустили на свободу: они могли не знать, кто он. Но позже мы выяснили, что это не так. Рэйвен, наша семья такая не одна, несколько таких же разбросаны линией вдоль штата наподобие барьера, препятствующего людям, пытающимся войти в наш мир. Мы все служим одной цели, живем по определенным правилам, чтобы наша жизнь оставалась такой, какая она есть, – рассказывает Мэддок и бросает взгляд на своих братьев, а потом снова смотрит на меня. – Но мы обязательно узнаем, как ты оказалась втянута во все это. Твой район находится за пределами наших карт. Я даже не знаю, откуда он узнал о тебе или твоей маме. Ни одна из семей, близких к нам, не ведет таких дел.

Я тру глаза и глубоко выдыхаю.

Последние два дня принесли тонны информации. У меня кружится голова.

Я последовательно встречаюсь взглядом с каждым из них. Их глаза такие разные – темно-карие, светло-голубые, нефритово-зеленые, – но в них одинаковые напряжение и обещание.

Те, которым я решила поверить, даже если в итоге останусь в дураках.

Семья – это не только общая кровь, и мне кажется, что, возможно, нашла свою.

Мы все встаем, Ройс с Кэптеном подходят ко мне, чтобы обнять, а потом исчезают в номере.

Мэддок берет меня за руку и тянет за собой в комнату, нашу на эту ночь, оставляя балконные двери распахнутыми. А вот нашу дверь он запирает на замок.