Неприкаянная душа

Утро казни выдалось пасмурным. Накрапывал легкий дождичек, но неприветливая погода не остановила тысячи зрителей, пришедших посмотреть на шоу под названием «смерть отравительницы». Простолюдины и господа из высшего общества, игнорируя кастовые предрассудки, мирно стояли рядом, плотно соприкасаясь плечами. Та, из-за которой собрались охочие до зрелищ парижане, вышла к ним, похожая на привидение в своей грязной холщовой одежде. В руках грешница держала свечку, босые ноги ее посинели от холода. Толпа заколыхалась от криков, угроз, ругательств. И тогда на спокойном лице маркизы появилось выражение смертельной ненависти, а нежные руки судорожно сжали подсвечник. Позорная тележка уже ждала свою добычу, которую проглотила с алчной радостью. У собора Парижской Богоматери осужденная вышла, чтобы, согласно приговору, произнести слова покаяния. Сквозь строй алебардщиков она прошла к церкви. И тут поразительное немота намертво сковала уста народу: то толпы остающихся в живых людей старались расслышать хоть несколько фраз идущей на смерть.

Но несчастная говорила так тихо, что только передние ряды зрителей смогли уловить отдельные ее слова. Снова подъехала мерзкая тележка, которая повезла Бренвилье к эшафоту. Люд отмер, начал бесноваться, и поэтому прошло еще немало времени, прежде чем солдаты проложили дорогу знаменитой красавице, пленившей в свое время немало мужчин. Наконец Мария взошла на помост, и воцарилась мертвая тишина.

— Хотите ли вы еще дать показания? — сурово спросил пристав.

— Я сказала все, — спокойно проговорила смертница.

И тут она увидела меня. Волею судеб нас прибило толпой к месту казни.

— Я дошла до конца своего пути, — пристально глядя в мои глаза, прошептала маркиза, — я все поняла. Поняла, что была жалкой, тщеславной, ничтожной. Я хотела подняться высоко, но пала очень низко. Простите меня, люди. Прости меня, Господь!

Она медленно опустилась на колени. Сверкнули ножницы в руках у палача, и черные волосы светской львицы упали на помост, обнажая белый затылок.

Зажмурившись и зажав уши, я опустила голову, а когда подняла ее, маркизы уже не было. Только яркий костер напоминал о том, что произошло на самой страшной площади Парижа. Неохотно стали расходиться зеваки. Онорина, старательно работая острыми локотками, потянула меня к выходу. Невольно коснувшись своего влажного лица, я поняла, что плачу. Жертва зависти обещала великой завистнице прийти на казнь, чтобы поддержать ее в последний момент, и она это сделала. Несмотря ни на что.

ГЛАВА 23 ПОХИЩЕНИЕ

В «Трех березах» было шумно: довольные представлением зрители обсуждали спектакль. Мы поднялись наверх, надеясь прийти в себя после публичного убийства, но в дверь негромко постучали. Жюльен влетел в наши апартаменты, словно пробка, выпущенная из бутылки с шампанским.

О Боже, снова нежный Бульончик будет объясняться мне в любви, совершенно не желая понимать, что не годится ни в мужья, ни в любовники! По крайней мере, Алисе Смирновой. Очень уж славный мальчик напоминает ей сына.

— Неужели загорелась гостиница? — с тревогой осведомилась Онорина.

— Хуже! — заорал барон весьма не по-светски.

— Что случилось? — испугалась я.

— Сбежал мерзавец Экзили! — застонал феодал, по- крестьянски размахивая руками. — Представляете: из самой Бастилии! Его ищут. Умоляю, Анастасия-Алиса, будьте осторожнее, пока негодяй на свободе!

Час от часу не легче! Конца испытаниям на прочность, видимо, не будет. За что мне такие наказания? Поверженная, я примостилась прямо на пол возле ног пылкого воздыхателя и вопросительно посмотрела на расстроенную подругу.

— Будешь сидеть дома безвылазно, — игнорируя классовые различия, распорядилась бывшая служанка. — Продукты — моя забота

— Не расстраивайтесь, княгиня, — удивленно косясь на распоясавшуюся горничную, сделал умоляющие глаза милый юноша, — Дегрэ знает свое дело, Дегрэ поймает убийцу.

Я только горько вздохнула. Валерианки бы сюда, черт возьми, или корвалолу! Выпить и заснуть мертвым сном, пока Мадим не освободит ту, которую обрек на муки своей маниакальной идеей о приобретении бессмертной души.

Неожиданно резко потеплело. Пришел вечер. Невыносимая скука медленно пробиралась сквозь наши неподвижные тела к парализованному мозгу, сковывала мысли. Онорина сбегала в лавку и купила сыру и хлеба. Перекусив, ибо теперь мы только перекусывали, так как боялись трактирной еды, две средневековые дамы завалились прямо на застеленную кровать. Вздыхая, я с тоской вспоминала вредоносные техногенные издержки цивилизации, такие, как компьютер, музыкальный центр, телефон, телевизор. Или видеомагнитофон. Или микроволновка.

— О, как же это вредно, но приятно, — простонала пленница семнадцатого столетия, рисуя в уме телевизионный пульт. — Представляешь, дорогая подружка, берешь в руки такую серебристую штучку, нажимаешь на кнопочку, а на экране телевизора появляется любимый сериал.

— Кто такой Сериал? — отчаянно зевая, удивилась новоиспеченная подружка.

— Это много-много маленьких фильмов, объединенных одним сюжетом, — хихикнула я.